В сетях любви

Грант Сесилия

Она опустила глаза и провела пальцем по шву на перчатке. Две другие дамы продолжали листать модные журналы и выбирать фасон, который ей больше всего пойдет. Она могла бы рассказать им об инциденте в библиотеке. Элайза от души посмеялась бы, и если бы их пути когда-нибудь пересеклись, обсуждаемому джентльмену пришлось бы смириться с многозначительными намеками.

Но слишком велик риск, что история дойдет до ушей Эдварда. И он сразу ухватится за повод, чтобы обвинить ее в молчании. В подобных вопросах его логика слегка хромает. Так что лучше держать это при себе.

— Вот это. — Мария положила перед собой раскрытый

журнал. — Думаю, из индиго, с темно-синей вышивкой. Ты будешь надевать к нему свои сапфиры. И вот это. — Она бесцеремонно забрала другой журнал у Элайзы и положила его на первый. — Верхнее платье из темно-фиолетового, нижнее — более темного тона. Самого темного, почти как у сливы. Если они смогут сшить нижнее платье из шелкового трикотажа, чтобы оно облегало тебя, тогда получится просто шикарно.

— Действительно, все, что отвлекает внимание от моего лица, мне только на пользу. — Однако она чувствовала странный, глупый трепет, рассматривая иллюстрации. У первого платья было нечто вроде драпировки, как на греческих тогах, рукава с разрезами и кушак с продернутым в него шнуром, который спускался с шеи, пересекался на груди и оборачивался вокруг высокой талии. Другое платье состояло из нижнего, очень простого и узкого по фасону, и прозрачного верхнего с распашной юбкой, которая спускалась из-под груди. Ни одна юная барышня не надела бы такой наряд. Эти платья предназначались для женщины, знакомой с земными радостями и твердо стоящей на ногах.

— Послушай, Лидия, мне так надоели твои высказывания подобного рода! — Она слушала Марию вполуха, сосредоточив свое внимание на иллюстрациях. Дамы, не обладающие умопомрачительной красотой, поднимались до величайших высот, их называли искусительницами. У тебя бы тоже получилось, если бы ты перестала всем напоминать, насколько неинтересна твоя внешность. Пусть джентльмены сами решают.

— Отлично. Я закажу оба. С шелковым трикотажем и прочим.

Они, несомненно, будут стоить дороже, чем обычные платья. Возможно, в следующий раз, когда она будет играть за Эдварда, она заберет чуть больше из его выигрыша.

Так она и сделала. Через три дня они снова оказались в «Бошане», и ее покровитель задремал. Едва Лидия поняла, что он не может противостоять сну, она тут же запомнила все открытые карты после окончания первого хенда и начала играть, отлично зная, какие карты остались в колоде. Она подправляла свои расчеты каждый раз когда заканчивался хенд, и карты открывались.

И она выигрывала. Спокойно, скромно, не привлекая к себе внимания высокими ставками, она увеличила выигрыш Эдварда до суммы, на которую можно было купить полдюжины новых платьев из тончайшего китайского шелка и индийского муслина. На последнем хенде когда в колоде осталось слишком много десяток она остановилась на пятнадцати и бесстрастно наблюдала как партнеры, один за другим, в том числе и банкомет, банкротятся.

Кроме пижона лейтенанта. Когда игроки сгребали к себе выигрыши, он косился на нее. Вероятно, надеялся что она опять будет прятать деньги за корсаж. Что ж пусть надеется. Лидия рассовала банкноты по карманам Эдварда — в отношении этих денег он должен полагаться на честность своих партнеров по столу. Потом встала и неторопливо вышла из комнаты, сжимая в руке скромные пятьдесят фунтов.

В коридоре на третьем этаже имелось

окно, выходившее на улицу. Это было отличное местечко для спокойных размышлений и отдыха от суеты. Время близилось к трем. В небе висел полумесяц, острые кончики которого смягчил туман.

Пятьдесят фунтов. Она сунула сложенные банкноты за корсаж. Пятьдесят плюс сто восемьдесят получается двести тридцать за пять дней. Жаль, что не хватило духу начать играть несколько недель назад, когда Эдвард впервые привел ее сюда. Ей дорого обойдется эта робость, если ему надоест этот клуб, прежде чем она выиграет необходимую сумму, и он выберет такой, куда дам не пускают.

Только зачем сейчас думать об этом? Нет смысла размышлять о том, что он может устать от нее раньше, чем устанет от «Бошана». Это все гадание на кофейной гуще мысли ни к чему не приведут.

Она провела пальцем по узкой полоске свинца, разделявшей ромбовидные стекла. Если поделить каждое стекло меридианом и экватором, тогда из треугольников можно будет собрать прямоугольник размером с окно. Вот это, состоящее из шести рядов по четыре ромба и пяти рядов из трех, площадью в сорок восемь раз больше площади одного стеклышка.

Генри задавал ей подобные задачки много лет, прежде чем ему удалось уговорить отца нанять ей учителя. До сих пор при виде такого окна она сразу ощущает за правым плечом присутствие брата, который гордится тем, что она научилась делать вычисления быстрее его.

Она оторвала руку от окна и опустила. Он, несомненно, не одобрил бы то, как она теперь использует свой ум. Ну и пусть. Ему следовало бы остаться дома, если он собирался стать для нее авторитетом. Если бы он не ушел на войну, то, возможно, понял бы, как складываются отношения между ней и Артуром, и вмешался бы до того, как она совершила роковую ошибку. И маме с папой не понадобилось бы никуда ехать. Все сложилось бы по-другому.

Лидия провела ладонью под глазами. Надо же, а она еще убеждала себя, что нечего предаваться бесполезным размышлениям. Она резко повернулась и решительно направилась к лестнице, сделала четыре шага, когда от стены отделилась тень и вышла на залитый лунным светом участок коридора.

— На одно слово, мисс Слотер, — сказала тень.

Она попятилась, сердце едва не выскочило из груди.

Как ему удалось неслышно подкрасться к ней? И давно ли он тут стоит, подглядывая за ней и желая застать ее врасплох? Она заставила себя остановиться — пусть не радуется, что его затея удалась, с него и так хватит ее первого испуга. Она молчала и смотрела мимо него. Оставаясь на месте, она готова была выслушать его.

Очевидно, он это отлично понял.

— Я хочу вернуть свои сто восемьдесят фунтов.

Дурачок этот лейтенант: привык, что ему подчиняются.

— Не сомневаюсь в этом, — ответила она и собралась пройти мимо.

Но ничего не получилось. Он вдруг оказался у нее на пути, хотя не преграждал дорогу рукой, не хватал и не останавливал ее. Черный сюртук. Лосины из буйволиной кожи. Широкоплеч, как тяжеловоз. Она отказывалась смотреть ему в лицо, но и отвести взгляд не могла.

И он не мог.

— Прошу простить, если неясно выразился. — Он заговорил тихо, потому что расстояние, разделявшее их, было крохотным. — Вы обманом выиграли у меня сто восемьдесят фунтов четыре вечера назад. Я настоятельно советую вам вернуть их мне.