В шесть вечера в Астории
Шрифт:
— Зачем Ивонне копия аттестата?
— Она хочет поступить в два института сразу. Ивонна? Та самая, которая с грехом пополам сдала на аттестат зрелости, с помощью товарищей, всех святых — и благодаря тому, что патриоты-учителя в тяжкие годы гейдрихиады не очень придирались к ученикам!
— И одно из этих учебных заведений — актерское, правда? Не знаю только, хватит ли у нее выдержки, чтоб закончить хоть одно. Склоняюсь к мнению, что для того, как она намерена использовать свою внешность, никакого института не требуется. Однако уже собираются открыть Академию, и если кому и следует туда пойти, так именно тебе,
Она удивленно выпрямилась.
— Да что вам в голову пришло, пан профессор?
— Во-первых, я опираюсь на свою способность многое угадывать, а она редко меня обманывает. Во-вторых, могу привести совершенно конкретные доводы. Но не выпить ли нам кофе за разговором?
Мишь, взволнованная, поднялась с кресла и стала собирать посуду для кофе.
По коридору студенческого общежития близились знакомые нетерпеливые женские шаги. Мишь подняла голову от тетради. В дверь решительно постучали.
— Приветик, Мишь! Удивлена? Наконец-то я тебя застала.
— Ты?.. Ну, это еще ничего!
— Вот так приветствие! Ты что же, всерьез прячешься от подруги? Твоя мамаша довольно сурово отделалась от меня — не знает, мол, где теперь живешь, и баста. Пришлось мне напрячь все свои little grey cells [7] , чтоб разыскать тебя.
Мишь отложила тетрадь.
— И очень похвально. Хотя бы потому, что я рада сделать перерыв — от всей этой учености у меня глаза на лоб лезут.
7
Серые клеточки мозга (англ).
— Вот ты и исправила свой промах. Впрочем, вежливость всегда была твоей сильной стороной. — Ивонна кивнула на тетрадь. — Неужели и для того, чтобы возиться с куклешками, необходимо зубрить?
Стало быть, сохраняется традиция легких словесных перепалок, определявших в основном характер нашей старой дружбы, — даже несмотря на то, что Ивонне так давно ничего не было от меня нужно…
— Я тоже думала — достаточно отличать Кашпарека от волшебника; но Роберт Давид — ты же знаешь, какой он демагог, — заставил меня совершенствоваться в этом деле на высоком уровне. Так что я только теперь поняла, что кукла есть „материальный сценический символ, являющий собой драматический персонаж и руководимый, прямо или опосредованно, кукольником“.
Ивонна непринужденно уселась на аккуратно застланную кровать,
— Какова ирония: теперь в Академию искусств поступаешь ты, а не я. Ты себе не представляешь, какое родео устроили мне родители, когда я хотела туда записаться! Оказывается, мама уже разболтала по соседкам, что я буду учиться в медицинском: звание „доктор медицины“ [8] — мечта всей ее жизни. Она, понимаешь, ходит в приемную врача, как другие ходят в кафе, — это заменяет ей светское общество. Впрочем, маму можно бы уломать, но отец… Артистка для него — все еще комедиантка с сомнительной перспективой… Мои предки по-прежнему видят в актерах бродячую шайку голодных скоморохов, от которых в деревнях запирают кур и после которых все местечко страдает венерическими болезнями. Так что мне, видимо, придется податься в медицину, если я не хочу, чтоб на моей совести была безвременная
8
Врач с университетским образованием.
Мишь без всякой зависти смотрела на подругу: кому же там и место, как не этой ослепительной красавице?
— Выпьешь чего-нибудь? Коньяк, виски, джин, водку, сливовицу? Выбирай что хочешь, тем более что из всего этого у меня есть только чай. — Мишь вынула жестяную коробочку, потрясла ее. — Пожалуй, на две чашки наберется.
— Ну вот, а мне после такого расстройства хотелось бы чего покрепче… Ладно, давай хоть чай!
Ивонна прошлась по комнате; здесь стояли две кровати, на Мишиной покоилась аккуратно прикрытая одеялом кукла. Гостья помогла распутать шнур электрической плитки.
— Как у тебя дома? — спросила Ивонна. Знаю я, на что ты намекаешь…
— Ох, опять я такого натворила — такова уж моя судьба! — ответила Мишь и далеко ушла куда-то в мыслях.
— Подруга, кое о чем я в состоянии сама додуматься, но на сей раз ты требуешь от меня слишком многого, — заговорила Ивонна, когда молчание Миши затянулось.
— Ах, да. Ну, так теперь я окончательно лишилась отца.
Заинтригованная Ивонна подняла брови.
— Этот мамин Виктор начал здорово меня раздражать, я и вздумала открыть папе глаза, и знаешь, что он сделал? Чтоб его оставили в покое, взял да и перевелся в провинцию, куда-то в пограничный гарнизон. А я под одной крышей с мамой существовать не в силах, вот мы и разбежались…
А иначе в твоей семье и быть не могло, читалось на лице Ивонны: довольно старый отец и на много лет моложе его мать-мачеха…
— При всем твоем интеллекте ты всегда служила примером того, как не следует поступать…
— …сказал Роберт Давид. К сожалению, оба вы правы.
— А кстати: как же…
Ивонну прервал резкий голос из маленького настенного репродуктора: привратница звала кого-то к телефону.
— А для этого надо вот тут кое-что иметь, — выждав, когда репродуктор смолкнет, постучала себя по лбу Мишь.
Ивонна даже заморгала:
— Ох, я почти забыла, что ты умеешь отвечать на невысказанные вопросы!
— Ты ведь хотела спросить: как же мне дали общежитие, когда у меня в Праге есть квартира?
— Именно так! А теперь я попытаюсь прочитать ответ по твоей цыганской рожице: ты прописалась по месту жительства отца, где-то на Шумаве, и как иногородняя…
— Видишь, оказывается, даже красавицы могут быть умницами. Да, пока я учусь, крыша над головой у меня будет. А что потом — вилами на воде писано.
— Подцепишь господина с виллой и мотоциклом.
— Если его не перехватишь ты.
— Да нет, подруга, я его, пожалуй, у тебя не перехвачу, — задумчиво протянула Ивонна.
Она заходила по комнате, попробовала потянуть за шнур шторы — действует ли; кукле на кровати выпростала из-под одеяла ручки. Села, перекинула ногу па ногу. Теперь сообщит что-то важное — угадала Мишь, но, не дожидаясь этого, бросила:
— Буду скучать по отцу, а он, наверное, по мне…
Все-таки Ивонна хорошая подруга: каждая из нас может задумываться или болтать без умолку — другой это не мешает.