В шкуре льва
Шрифт:
Патрик остановил ее руку.
— Так значит, это были финны.
— Что?
— Финны. Когда я был маленьким…
Теперь, в тридцать лет, он наконец-то узнал, кто были люди, которых он видел в детстве.
Патрик улыбнулся, как будто раскрыл загадку, над которой долго бился, или выдернул занозу, не дававшую ему покоя. Луна в зеленой комнатке ярко освещала его лицо. Луна вернувшаяся из того времени, когда ему было одиннадцать. Он любил власть совпадений, удовольствие от странной общности событий. Привет, Финляндия!
— Войди в меня.
Кто
Он лежал в постели, глядя на свет луны сквозь решетку пожарной лестницы. Свет электрических часов, рекламирующих кабинетные сигары. В полуночном сумраке над озером темнеют изящные, плавные очертания мукомольной фабрики Виктория. В любое десятилетие, какое только пожелаешь.
— Боже, как я люблю твое лицо…
Она сотворила его из ничего. Эта женщина, со смехом прыгающая ему на грудь и тянущая на себя, как колесо.
Как может та, которая разорвала ему сердце своим искусством, теперь лежать, как обычная женщина, в его объятиях? Или замирать перед бананами на Истерн-авеню, прикидывая, какую гроздь купить. Придает ли ей это еще больше чарующей силы? Словно сказочная цапля в полете упала замертво к его ногам, и он становится свидетелем очередного чуда — ее строения. Кто может постичь соединение этих костей и перьев, определить вес черепа и клюва, наделить ее способностью летать?
Его любовь к театру была дилетантской. Он собирал сплетни, сувениры, афиши. Он любил технологию игры, шел за кулисы и видел Офелию с наполовину стертым безумным лицом. В театре была человечность. Скажем, старый актер, которому особо удавались роли эксцентричных судей, ехал на трамвае в восточную часть города, съедал в одиночестве свой ужин и укладывался в постель рядом со спящей женой. Патрику это нравилось. Ему нравилось обманываться в человеке, который, казалось, не способен обмануть, но тот выходил из-за кулис, делал три шага но сцене и становился совершенно иным.
Но ни после выступления Элис на водоочистной станции, ни после ее игры в других местах он так и не сумел понять, как ей удается совершить прыжок от своей истинной сути к другой, такой же истинной. Об этом полете он ничего не знал. Не мог соединить двух этих женщин в одну. Знал ли ее партнер — обнимая ее на сцене, произнося красивые слова, приближая свое загримированное лицо к ее загримированному лицу, целуя ее в ушко в салонных комедиях, — знал ли он, какой она была, до того как оказаться рядом с ним?
В разгар своей любви к Элис, даже в разгар их близости он наблюдает за ее лицом, ожидая, что она преобразится в «невесту военного времени», или в королеву, или в продавщицу, предчувствуя метаморфозу во время поцелуя. Благовещение. Он заметит это сразу и, отпрянув, окажется в другой стране, в другом веке, сжимая в объятиях незнакомку.
Когда-то давно сережка потерялась у кровати или у раковины на кухне. Он смотрел, как полураздетая Элис ходит по комнате, одеваясь, склоняясь к вороху одежды на полу в его комнате без мебели, она сказала: Я не могу найти сережку, это важно?Как будто сережка могла попасться на глаза другой женщине. Элис ушла без одной сережки. Если
~~~
Дорогая Элис, единственный источник тепла в этом бараке — маленькая железная печка. Вечерами воздух наполнен испарениями от мокрой одежды, которую сушат на стропилах над огнем, и табачным дымом. Чтобы не задохнуться, те, кто лежит на верхних нарах, выдирают мох из щелей между бревнами.
Патрик медленно читает летней ночью под единственной лампочкой в комнате, вдали от зимней стужи, понимая, что другого шанса у него не будет. Сидящая на кровати Хана наблюдает за ним. Зачем? Во время чтения он думает о том, что должно выражать его лицо, на которое смотрит дочь автора письма. В руках он держит исписанный школьный блокнот. Хана вынула его из чемодана и вручила ему. Дорогая Элисторопливо нацарапано крупным почерком, дальше идут подробности, свидетельствующие о том, что в последние дни своей жизни Катон старался запомнить все, что видел в лагере лесорубов близ озера Онион.
Я пишу тебе за столом, который накрепко прибит к полу. Дощатые нары приколочены к стенам гвоздями. Ночью огонь в печи гаснет, и люди просыпаются с примерзшими к стене волосами. «In the bleak mid-winter — Frosty wind made moan — Earth stood hard as iron — Water like a stone». [5] Первое стихотворение, которое я выучил по-английски, сочиненное кем-то в английской деревне. Оно описывает это место лучше всего.
5
Суровой зимой стонет холодный ветер, земля тверда, как железо, вода — как камень (англ.).
Патрик видит, как Катон пишет при свете сальной свечи… запечатывает письмо, передает пакет человеку, который покинет лагерь завтра утром. Пять недель спустя, открыв пакет, Элис поднесет блокнот к лицу и вдохнет в себя то, что осталось от запаха, потому что Катона нет в живых уже месяц. Она вдохнет запах сальной свечи, представит себе спертый воздух в бараке, холодный карандаш, который Катон очинил, прежде чем начать писать свои неподписанные письма об условиях жизни в лагере и о забастовке. Он сидит за обеденным столом, ровно посередине, возле него вьется серая струйка дыма из трубки. Его волосы пахнут этим дымом, он въелся в его рубашку и свитер, висит над его давно не бритой бородой.
Никто из хозяев лагеря не знает, кто он такой и как связан с готовящейся забастовкой. Но скоро они узнают. Он незаметно покидает лагерь лесорубов и пешком уходит в снежную страну. Ближайший город, Порт-Артур, находится в ста двадцати милях отсюда, и Катон направляется туда.
На следующей неделе четверо всадников попытаются его поймать. Но Катон знает снежную страну, он здесь родился. Он словно проваливается сквозь землю. Он избегает проторенных дорог, спит на деревьях и даже отваживается ползком пробираться через озера по тонкому льду, который трещит под ним и стонет. Время от времени он видит сигнальные ракеты, пущенные его преследователями. В каждом лагере он пишет что-то в блокноте, сует его в консервную банку и хоронит глубоко под снегом или вешает на высокую ветку. Тем временем пакет с его письмами передается из рук в руки, пока в конечном пункте путешествия не оказывается в мешке лесоруба рядом со свернутым полотном шведской пилы.