В шутку и всерьез

Котов Александр Александрович

Я вышел из отеля на следующий день в десять часов утра. И сразу попал в пекло. Уже в это время термометр показывал около сорока по Цельсию. Прохожие жались к узенькой тени от невысоких, чаще всего одноэтажных домов. Но и тут пешеходы вынуждены быть осторожными: у большей части улиц Никозии нет тротуаров, и приходится остерегаться быстро пролетающих мимо автомашин.

Сверху палило безжалостное солнце, будто задавшееся целью выжечь все живое. Снизу сквозь тонкие подошвы ботинок ноги жгли раскаленные камни мостовых. Я поражался фигурам священников, закутанных в черные сутаны, и особенно одеянию крестьян. Широкие черные шаровары с огромными, висящими сзади складками. Позже старожилы Кипра объяснили

мне, что именно такая конструкция одежды помогает легче переносить жару: говорили что-то о вакууме и других физических понятиях. На такие шаровары уходит до тридцати метров материи.

В полдень, когда начинается настоящий ад, жизнь в городах замирает до четырех часов дня. Люди прячутся в дома, находят укромное место для сна и отдыха. Это традиционная в жарких странах сиеста – длящийся несколько часов перерыв в работе и торговле. Улицы совсем пустеют: в единоборстве человек – солнце побеждает небесное светило.

Не спасаешься от жары и за городом. Не дай бог открыть на ходу ветровое стекло автомашины: лицо опалит струя раскаленного воздуха. Всюду на полях виднеются желто-коричневая трава, сожженные листья кустарников. И это в начале июня, а что же будет в июле-августе, когда температура подойдет к пятидесяти градусам?!

Киприоты самоотверженно борются с жестокой природой. Как сокровище, сохраняют они в этом пекле каждую каплю воды, героическими усилиями пробивают в скалах дорогу к морю. В самое жаркое время на полях все равно можно увидеть сгорбленные фигурки тружеников, облаченные в одежды с головы до ног, – нельзя позволить безжалостному солнцу добраться до кожи человека.

К вечеру зной спадает, но ненамного. В местном варьете, куда киприотские друзья повели меня в один из вечеров, с отменной ловкостью работал приезжий акробат. Стоя на руках, он то поднимался вверх, то опускался вниз, складывая и отбрасывая в стороны деревянные кирпичики. Публика аплодисментами проводила артиста, а на полу осталась лужица пота, стекавшего с головы акробата,

"Семь дней в огне" – так мог бы я назвать неделю своего пребывания на Кипре. Даже ночью духота не дает заснуть. На третьи сутки я все-таки приспособился: вставал под холодный душ и мокрый, не вытираясь, бросался на кровать. Слабый ветерок из окна в этих обстоятельствах казался мне прохладным, и я засыпал. Но ненадолго. Едва забудешься в полудремоте, как тебя заставляет вскочить с кровати неугомонная перекличка петухов, которых в Никозии почему-то неимоверное количество.

Советские дипломаты на Кипре к летним месяцам принимают срочные меры. Прежде всего увозят детей на Родину, иначе им грозит гибель. Ну, а взрослые уроженцы севера стоически переносят жару.

– Ничего, есть места и похуже! – говорят наши дипломаты и тут же начинают вспоминать: – Вот в Африке была жара!

Постепенно осваиваясь с условиями жизни на Кипре, я не подозревал, какое новое испытание мне готовится. В один из вечеров мне сообщили, что было бы желательно, если бы я согласился присутствовать на свадьбе секретаря шахматной федерации господина Лантсиаса. Большой фанатик шахмат, господин Лантсиас специально откладывал бракосочетание, ожидая моего приезда, чтобы иметь в качестве гостя шахматного гроссмейстера. Как можно было отказаться от такой чести?! Я принял приглашение, хотя длительный воскресный обряд в маленькой церквушке да при сорокаградусной жаре ничего приятного не сулил. К тому же являться нужно в полной парадной форме: темный костюм, крахмальный воротничок, галстук – ужас!

– Боюсь, завтра в церкви будут сразу две церемонии, – шутил я накануне торжества. – Свадебная для господина Лантсиаса и похоронная для меня.

Поистине надо очень любить невесту, чтобы венчаться в такую жару! И молодые и гости с трудом вынесли часовой обряд

бракосочетания. Священник вел службу в темпе блиц. Люди понимающие утверждали, что он даже пропускал что-то в процедуре, следуя человеколюбивому порыву облегчить нам страдания.

Жениха и невесту кормили хлебцами, смоченными в вине, многократно менялись обручальные кольца, родственники вытирали платочками пот с лица невесты, чтобы сохранить ее в виде, соответствующем столь высокому торжеству. Рядом лучшие друзья обмахивали жениха самодельными веерами, кто-то даже использовал для этого маленькую шахматную доску. А гости терпеливо сносили лишения; они уже перестали вытирать пот с собственных лиц – ничто не спасет! – и жадно ждали окончания ритуала.

Все имеет свой конец. Торжества – тоже. Все бросились поздравлять новобрачных – только бы поскорее освободиться. Я подарил госпоже Лантсиас большую куклу, привезенную из Москвы, а жениху – советскую монету – символ будущей поездки в Советский Союз. Вскоре новобрачные укатили в горы, где попрохладнее, а мы с моим киприотским другом, чемпионом Кипра по шахматам господином Клеопасом, – к побережью моря.

И тут было жарко, хотя все в природе относительно. Я побежал к воде, но сразу же вернулся, так как песок нестерпимо жег ноги. Надел туфли и с наслаждением устремился в теплую, как парное молоко, воду. Мой спутник остался сидеть на берегу,

– Что же вы не купаетесь, господин Клеопас? – спросил я у обаятельного киприотского архитектора.

– Рано еще, холодновато, – ответил киприот. – Мы начинаем купаться в конце июня или даже начале июля.

Жаркие дни, мучительные ночи. Зачем приехал я на этот остров? Не для того же, чтобы присутствовать на свадьбе! Не ответило на этот вопрос и мое выступление в сеансе одновременной игры в Никозии. Шахматисты Кипра долго готовились к этой встрече. Сыграть со мной приехали сильнейшие любители близлежащих городов. Собралось двадцать восемь человек, я ожидал серьезного сопротивления и немного боялся за исход сеанса. Но сражение кончилось неудачно для киприотов. Ни одному из них не удалось заставить меня произнести английское "резайн" – "сдаюсь". Лишь в одной битве был ничейный исход. Такой результат объясняется отсутствием у шахматистов Кипра достаточной практики: они спешили, допускали грубые ошибки. Несколько партий, одно время стоявших для меня плохо, удалось спасти в последний момент, когда ряды противников поредели м мне стало легче играть.

На следующий день я провел пресс-конференцию для корреспондентов киприотских газет, выступил с лекцией и сеансом одновременной игры для работников представительств Советского Союза и стран народной демократии на Кипре. Но и тогда я задавал себе вопрос: почему пригласили сюда советского гроссмейстера? Ведь интерес к шахматам в этой стране был не больше, чем где-либо еще, В Москве мне говорили, что президент Республики Кипр архиепископ Макариос играет в шахматы. Может быть, этим вызвано приглашение? Доля истины в таком предположении содержалась: киприотские шахматисты сожалели, что в дни моего пребывания на Кипре их президент был в Соединенных Штатах,

И вдруг многодневные сомнения рассеялись – я получил ответ на мучивший меня вопрос. В субботу утром второй по силе шахматист Кипра Д.Джордиадис заехал за мной на машине и повез к себе домой в крупнейший город-порт Кипра Фамагусту. Общительный, остроумный водитель, ловко управляя машиной, идущей со скоростью восемьдесят километров в час, всю дорогу говорил о шахматах. Я узнал, что господин Джордиадис, несмотря на свою молодость, прокурор города Фамагусты. Однако юриспруденция не была темой наших бесед. Прокурор буквально бредил шахматами, и каждый раз, когда я заговаривал о чем-нибудь другом, он неизменно возвращал беседу к излюбленной игре.