В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу
Шрифт:
За каждым столом в этой кавказской столовой люди ведут себя различно. Тут сидел даже молодой китаец с длинной толстой косой на спине и обедал с двумя дамами. По-видимому, он был сильно увлечён ухаживанием за одной из дам, которая, быть может, была его невестой. Во время обеда он даже выбежал из столовой и возвратился с цветами, которые преподнёс ей. Он уже совсем перестал быть китайцем, его поведение было такое уверенное, и он кичился перед красавицей своим французским выговором. А то обстоятельство, что он сохранил ещё своё китайское платье, делало его редкой птицей в этих местах, и молодая девушка, по-видимому, очень гордилась тем вниманием, которое он обращал на себя.
Южноамериканские нравы сказываются даже и в том, как посетители уплачивают по своим счетам. Они,
В городе магазины полны немецкими и восточными товарами вперемежку. Здесь же можно получить турецкие и арабские вещи, а также и персидские ковры и армянское оружие. У населения заметна наклонность одеваться по-европейски, даже татары иногда ходят в куртке и котелке. Но в глубине души они всё-таки продолжают оставаться татарами: нам пришлось как-то видеть магометанское богослужение, в котором принимало участие много таких по-европейски одетых господ. Но старые персы совсем затмили их своими долгополыми одеяниями и тюрбанами.
От поры до времени мы встречали таких старых персов на улице. Они высокие и стройные, несмотря на старость, идут спокойно и с достоинством, хотя они и в лохмотьях. Однажды я шёл за таким стариком, чтобы посмотреть, как он вообще будет вести себя всю дорогу. Он шёл домой. Он выходил гулять и погреться на солнце, теперь он шёл домой отдыхать. Мы пришли к маленькому дому с плоской крышей и наружной лестницей; он поднялся по лестнице, вошёл в коридор и потом снова начал подниматься по маленькой лестнице в несколько ступеней. Снаружи стояли люди, которые смотрели на меня, так что я был не очень-то смел; но я вошёл в коридор и подошёл к последней лестнице. Здесь не было створов в дверях, и стёкол в окне также не было, так что здесь приятно продувало и было прохладно. Я не слышал шагов старика и не видел его больше; но когда я поднялся ещё на несколько ступеней, то увидал его лежащим тут же на голом полу, под голову он подложил себе руку. Мне показалось, что это довольно жёсткое ложе для такого старика, но он был доволен им. И он никому не жаловался на сквозняк, который разгуливал у него в доме. Он не вскрикнул, когда увидал меня, но на лице у него появилось идиотичное выражение; когда я заметил, что стесняю его, то я сложил руки на груди и поклонился ему; это означало своего рода привет, когда я уходил.
Так вот как спят эти величественные старики, которых мы иногда встречаем днём, подумал я. По-видимому, они живут без особенного комфорта, но они примиряются с этим, стареют и умирают в этой обстановке. А если они ещё прожили свою жизнь так, что имеют право изобразить зелёный тюрбан на своём могильном столбе, то нет ничего, ничего решительно, чего бы им недоставало в их жизни, тогда можно сказать, что Аллах был милостив к ним. А у них ведь нет ни человеческих прав, ни права голоса, ни союзов. И они не разгуливают с «Vorw"arts» 67 в кармане. Бедный Восток, и мы, пруссаки и американцы, не можем не пожалеть о тебе, не можем!..
67
«Vorw"arts» (нем. «Вперёд») — центральный печатный орган Социал-демократической партии Германии (1890—1933).
В Батуми есть также и бульвар. При закате солнца бульвар на набережной кишмя кишит экипажами и пешеходами. И здесь есть великолепные кони и шелестящий шёлк, и зонтики, и улыбки, и поклоны — совсем как в южноамериканском городе. Есть тут также и уличные щёголи, франты, в высоких, как манжета, воротничках, вышитых шёлковых рубашках, в шляпе со шнурком и с палкой толщиною в руку. Щёголь здесь, как и в других местах,
Раз как-то я видел в Батуми франта, у которого на ногах были самые длинные, самые остроконечные лакированные башмаки, какие только могут существовать на свете. Люди смотрели на эти башмаки и осматривали всего человека с ног до головы и смеялись над ним. Он и не думал скрываться в боковую улицу, чтобы спрятаться от людей, он шёл себе вперёд, как ни в чём не бывало, и, по-видимому, чувствовал себя прекрасно. Но вот какой-то праздношатающийся вздумал было плюнуть на его лакированные башмаки; тогда франт показал ему свою чудовищную дубинку, и его оставили в покое. Когда я приподнял шляпу и попросил у него огня, то он также принял свою шляпу и дал мне огня с искренним удовольствием. И он пошёл дальше во всём блеске своего удивительного наряда и со своим смешным шведским пробором на затылке...
Время от времени у дверей гостиницы появлялся персидский дервиш, монах, студент богословия. Он был завёрнут в пёстрое одеяло, но ходил босиком и с непокрытой головой. У него были длинные волосы и борода. Иногда он вдруг пристально всматривался в какого-нибудь человека и начинал что-то говорить. Мне сообщили в гостинице, что это сумасшедший. Аллах коснулся его, а потому он был втройне святой, если он только не притворялся сумасшедшим. Казалось, будто он любил выставлять себя напоказ, прикидываться святым и юродивым, привлекать всеобщее внимание и собирать щедрое подаяние. Его портреты продавались даже у фотографов, вот каким замечательным человеком он был. Видно было, что он привык к благоговейному отношению к себе со всех сторон и что он чувствовал себя прекрасно в своей роли. Это был очень красивый человек с необыкновенно светлой кожей, русыми волосами и сверкающими глазами. Даже прислуга в гостинице, по большей части татары, бросала всё, чтобы посмотреть на него, и она обращалась с ним необыкновенно почтительно, когда он приходил. Но о чём же говорил этот святой?
— Пусть он скажет что-нибудь, — попросил я. — А потом расскажите мне, что он сказал.
Швейцар спросил его, чем он может ему служить. Дервиш ответил:
— Вы все ходите, поникнув головою, а я хожу, подняв голову. Я вижу всё, все глубины.
— Давно ли он стал видеть все глубины?
— Давно уже.
— Как же это случилось?
— Я узрел другой мир, вот как это случилось. Я вижу Единственного.
— Но кто же этот Единственный?
— Этого я не знаю. Он принуждает меня. Я часто бываю на горе.
— На какой горе?
— Птицы слетаются ко мне.
— На горе?
— Нет, здесь на земле...
Я проявил бы, конечно, большую догадливость, если бы понял его как следует; но так как он казался мне подозрительным, то я с насмешкой отнёсся к его поддельному сумасшествию и отошёл от него, ничего не дав ему. Но, заметя, что он не провожает меня недовольным взглядом, как я этого ожидал, я потерял уверенность, вернулся и дал ему мелочи. Если этот человек и притворялся, то притворялся мастерски. Но чем же объяснить эти фотографии, на которых он, видимо, рисовался? Странное впечатление производили также его остановившиеся гипнотизирующие глаза, которыми он несомненно играл. Видно было также, что он ожидал со стороны всех внимания, так как был сумасшедшим. Вот за этим человеком я хотел бы проследить, когда он по узкой лестнице взбирался в свой угол и ложился в полном одиночестве...