В смертельном круге
Шрифт:
В ней была закрытая дверь. Открыв ее, я попал в маленькую комнату, провонявшую собаками. Я прикрыл за собой створку и включил карманный фонарик. Луч света запрыгал по цементным стенам, и я увидел впереди еще одну дверь, запертую на висячий замок. Кусачки легко перегрызли петли. Я вытащил болт и открыл дверь.
Это была конура, которая могла бы служить для хранения инструментов. Но вот инструментов-то в ней как раз и не было, в этой комнате с цементными стенами и бетонным полом. На полу — металлическая бадья и массивный
Куча тряпья зашевелилась, и оттуда послышался голос:
— Мне надо выйти в туалет.
Голос был глухой и неясный, но он, несомненно, принадлежал Генри Макферлейну. Я сказал:
— Генри! Это я, Мартин.
— Сволочь! Проваливай!
Осветив свое лицо фонариком, я сказал:
— Смотри же!
Последовал стон, он зашевелился, а потом выдохнул:
— Бог мой! Это ты!
Луч фонаря на мгновение ослепил меня. Проморгавшись, я сказал.
— Ну, надо вызволять вас отсюда.
— Не так легко это сделать.
Собаки снаружи по-прежнему исходили злобой. И лай проникал через обе двери. Скоро и в доме услышат этот шум. Я направил луч фонаря на Генри.
Когда я в последний раз видел это лицо, оно было квадратным и крепким, как скала. Теперь оно превратилось в свинцово-серое, испещренное глубокими морщинами. Щеки ввалились. Дыхание было громким и неровным.
— Руки, — выдохнул он.
Я опустил фонарик. Его пальцы отекли и почернели, потому что в запястьях руки были скручены проволокой, которая шла к цепи, заканчивающейся металлическим кольцом в стене.
— Уходи, быстро! Они вот-вот придут и натравят на меня собак!
Я просто потерял дар речи. Просунув кусачки под цепь, я, стараясь ничего не повредить Генри, перекусил проволоку, стягивающую запястья. Он выпрямился и сказал:
— Помоги мне!
Я помог ему сесть. Это усилие вызвало у него одышку.
— Вы можете идти?
— Попробую.
Он был в таком состоянии, что от собак ему не убежать. Я провел лучом фонарика по стенам. Ни одного окна. Мы в западне. И вдруг меня осенило.
— Бутылочка от таблеток, — спросил я. — Как вы выбросили ее отсюда?
Он страдал. Кровь, притекающая к его скрученным долгое время рукам, причиняла ему нестерпимую боль.
— Крыша, — сказал он.
Луч фонарика взметнулся вверх. Я увидел стропила и обрешетку, на которых лежала массивная гнутая черепица.
— Стань на стул и раздвинь эту черепицу. Я придвинул стул и забрался на него. Будучи выше Генри, я все же не смог дотянуться до стропил, спрыгнул, схватил бак и выкинул его содержимое в дальний угол. Потом поставил вверх дном на стул, забрался туда и все-таки дотянулся.
Я сумел схватиться за стропила. Сделав глубокий вдох, согнул ноги в коленях и подтянулся. Левой рукой я схватился за обрешетку, на которой лежала черепица. Потом
Она немного подалась, а потом снова села на место.
Я ударил еще раз. И снова черепица, немного поднявшись, возвратилась на прежнее место. Но на этот раз с каким-то другим звуком.
Руки устали, и на лбу выступила испарина. Я попытался еще раз. Раздался скрип, а потом грохот. Ночной воздух ворвался в отверстие, образовавшееся на месте трех выбитых черепиц. Я раздвинул рейки обрешетки, просунул ногу и подтянул тело на крышу. Меня со всех сторон охватил чудный воздух ночи.
— Сейчас достану лестницу, — сообщил я вниз в черную дыру.
Генри зашелся в тяжелом надсадном кашле.
Я прошел по крыше и взял лестницу. Пара черепиц сорвалась вниз и ударилась о землю оливковой рощи со звуком разорвавшихся бомб. Собаки зло рычали на газоне. Я просунул лестницу в дыру на крыше и спустился по ней.
Генри все еще сидел на полу. Я позвал:
— Идемте!
Он посмотрел на меня.
— Сердце... не могу.
— Сможете, еще как сможете! — подбодрил я его.
Меня разрывала злость, злость на Деке и его подручных, которые заперли старика в этой вонючей грязной дыре.
— Вставайте!
Я схватил его за запястья и потянул. Кожа Генри стала дряблой, как у инвалида.
— Идите к лестнице, — сказал я.
Он почти упал на нее. Я поддержал. Фонарь опрокинулся на пол и погас. Я не стал его поднимать.
— Лезьте!
Последовало молчание.
— Я не могу, — виновато сказал он.
Тогда я нагнулся, просунул голову между его ног, будто поднимал ребенка.
— Подтянитесь на руках, сколько сможете, — попросил я.
Потом взвалил его на себя и начал подниматься.
Он был на удивление легким. Когда он показался над крышей, я почувствовал, что он кренится на бок. Его ноги освободили мою шею. Я вылез наверх в серый полусвет занимавшейся зари. Звук его дыхания почти заглушал вой собак.
Что-то желтое блеснуло в зелени деревьев. Это включили в доме свет.
Я сказал:
— Извините, так надо...
Продолжая держаться за рейки обрешетки, я схватил его за руку и начал выталкивать за стену. Когда весь его вес пришелся на одну руку, он застонал. Я отпустил его, а потом прыгнул за ним следом.
Он не двигался, хотя я слышал его дыхание. Я затащил его в машину на место пассажира. Кто-то уже кричал по ту сторону стенки. Я слышал, как там запустили мотор, и тоже повернул ключ зажигания. Мой мотор завелся первым. Задние колеса подняли облако пыли. Мы направились вдоль стены к воротам.