В спецслужбах трех государств

Голушко Николай Михайлович

Хотелось бы выделить работу украинских разведчиков во главе с А. Ширковым. С первых дней аварии была создана специальная группа для обеспечения ликвидаторов аварии мировым опытом дезактивации, образцами специальной техники, используемой за рубежом при ликвидации атомных аварий. Однако, хотя угроза ядерной катастрофы приобрела международный характер, вышла за границы Советского Союза, иностранные державы не спешили делиться своими методиками ликвидации последствий ядерных аварий.

Я неоднократно бывал на месте аварии, в том числе при посещении Чернобыльской АЭС Горбачевым.

В декабре 1987 года вместе с начальником Киевского УКГБ Ю. Шрамко мы подводили итоги работы и ставили задачи сотрудникам Чернобыльского отдела КГБ во главе с полковником А. Миргородским. Отдел сформировали в составе оперативных сотрудников, которых прикомандировали

из всех регионов страны. Это были молодые, профессионально подготовленные «мифисты» (МИФИ — головной институт этого профиля), преданные порученному делу, — настоящая гордость советских органов государственной безопасности. Вспоминаю, как после совещания ко мне подошел молодой сотрудник и обратился с доверительной просьбой перевести на работу в любую точку страны по причине грозящего ему мужского недуга от ядерной передозировки. С болью приходится упоминать об этом, но такова жизнь.

Многих сотрудников приходилось заменять по медицинским показаниям. Но не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из оперативного состава отказался от выполнения служебных обязанностей в этой зоне повышенного риска для здоровья. Мы потеряли тридцатилетнего капитана Юрия Решетникова, мастера спорта по волейболу, который получил облучение во время проходки вместе с шахтерами туннеля к разрушенному реактору.

В Киеве с самого приезда я стал свидетелем нападок и обвинений, обрушившихся в адрес В. Щербицкого. Демократы упрекали его в нарушении прав человека; «спасатели» украинской культуры и языка — в проведении политики насильственной русификации; национал-радикалы — в борьбе с украинским национализмом. И вот самый несуразный упрек: в сокрытии истинного положения на Чернобыльской АЭС при организации первомайских празднований в Киеве, под «ядерным чернобыльским солнцем». Я имею собственные аргументы по этому поводу. Если бы в первые дни чернобыльской драмы Щербицкий владел объективными, научно обоснованными сведениями об опасном для жизни населения ядерном излучении, то не согласился бы на проведение массовой первомайской демонстрации, не сделал бы заложником любимого внука, который стоял рядом с ним и его супругой Радой Гавриловной во время демонстрации на праздничной трибуне. Кстати, соответствующие центральные службы страны (которые засекретили всю информацию) накануне первомайских праздников сообщили украинским властям о нормальном радиоактивном фоне. Генеральный прокурор УССР Потебенько вспоминает, что глава Государственного комитета СССР гидрометеорологии Израэль тогда заявил: «…ни разу — я подчеркиваю, ни разу! — уровень радиации не приближался до тех показателей, которые угрожали здоровью человека».

Аварии на атомных объектах, их последствия и главное — методы ликвидации засекречивались в тот период во всех государствах, где они происходили. С 1945 по 1990 годы в США случилось около 300 инцидентов на АЭС и с ядерным оружием. Многое тщательно скрывалось.

Не отставали в этом и наши союзные ведомства. Молчали средства массовой информации. О последствиях испытаний ядерного оружия на Семипалатинском полигоне страна узнала из выступлений народного депутата СССР, известного казахского поэта Олжаса Сулейменова. Авария на Челябинском объекте «Маяк», гибель у берегов США советской атомной подводной лодки — эти горестные события тогда не предавались публичной огласке. А кто в СССР (может быть, кроме КГБ) знал о случае, когда после планового ремонта на одной из атомных электростанций страны в самом взрывоопасном месте был обнаружен оставленный разводной гаечный ключ?

Некоторые политики обвиняют Горбачева, который на заседании Политбюро ЦК якобы настаивал на усилении режима секретности всех вопросов, касающихся Чернобыльской катастрофы.

Мне было известно, что советские ученые-атомщики и медики в начальный период не владели сведениями о глобальных масштабах последствий аварии на ЧАЭС, а ведь им первыми в мировой практике (не в теории, а в суровой действительности) пришлось столкнуться с такой крупной техногенной катастрофой. Как начальник Дежурной службы КГБ СССР, куда немедленно поступала информация о происшествиях на всей территории страны, в числе первых я прочитал шифротелеграмму КГБ Украины от 26 апреля о случившемся пожаре и взрыве на Чернобыльской АЭС. Она была чисто информационной, не особо тревожной. Авария ядерного реактора на атомной станции стала восприниматься как трагедия лишь после того, как на место взрыва прибыли ведущие специалисты-атомщики из Москвы. Мы, в свою очередь, выполняли

срочное поручение: ксерокопировали для направления на Украину более тысячи экземпляров методического пособия Министерства здравоохранения СССР по вопросам профилактики и лечения лучевой болезни. Можно представить нашу неосведомленность, неготовность к таким происшествиям, если даже надлежащих медицинских инструкций в достаточном количестве не имелось.

В Киеве в соответствии с должностью я, естественно, стал владеть обширной оперативной и официальной информацией о положении дел на Чернобыльской АЭС и остальных украинских АЭС. Могу с полной ответственностью заявить, что прозвучавшие в адрес Щербицкого, председателя Совета министров Ляшко и председателя Верховного совета Украинской ССР Шевченко обвинения в сокрытии правдивой информации об аварии или непринятии ими надлежащих мер по защите населения от влияния радиации не имеют под собой ни правовых, ни чисто человеческих оснований. Подобные обвинения исходили от известных в республике национал-радикалов, которые на волне митинговщины безответственно спекулировали этой темой, создавали личную карьеру и придавая значимость собственной персоне. Близкие к Шербицкому люди отмечали, что после трагедии Чернобыля он сильно изменился, заметно сдал физически и морально. Чернобыль стал для него тем незримым тяжелым крестом, который он нес до самых последних дней своей жизни.

Волевая и решительная Шевченко, несмотря на успокоительные заключения специалистов «не допускать панических настроений», тут и там поднимала вопрос о принятии мер по защите населения, в первую очередь детей, призывала к немедленному вывозу школьников из Киева на юг. Позволю сослаться на свидетельство осведомленного в событиях вокруг аварии генерала Князева: «Валентина Семеновна, вы знаете, что я не имею права докладывать вам напрямую, но получена исключительно важная информация от ведущих атомщиков Украины и Союза. Они считают, что необходимо срочно принимать масштабные меры по эвакуации сотен тысяч людей на расстояние гораздо больше, чем 30-километровая зона». Князев сообщил ей, что ученые советуют также вывезти из Киева беременных женщин. Та в ответ воскликнула: «Ой! Да у меня же невестка скоро должна рожать!»

Уже подчеркивалось, что действующие в республике атомные станции были союзного подчинения. Тогдашний министр энергетики Украинской ССР Виталий Скляров, авторитетный и высококомпетентный энергетик, отмечал, что руководство республики «никак нельзя было привязать к аварии» и если бы имелась «малейшая возможность свалить вину на республику, сидеть мне в темнице впереди Брюханова» (директор ЧАЭС Брюханов был арестован).

Щербицкий внимательно относился к информации КГБ в адрес Политбюро ЦК по разнообразным проблемам Чернобыльской АЭС. В опубликованном СБУ сборнике секретных документов можно видеть его четкие и деловые резолюции, например: «Лично т. Кочуре Б. В.: проследите, если по линии МАЭ не будут срочно приняты действенные меры, надо поручить сделать это через ЦК КПСС. Прошу доложить. Щербицкий. 18.12.86 г.». «Ознакомить (лично) секретарей ЦК; тов. Кочуре Б. В. прошу проследить по АЭС. Щербицкий. 21.10.88 г.».

Для себя я считал важной всестороннюю поддержку медиков Военно-медицинской службы КГБ, которые под руководством докторов медицинских наук М. Захараш, И. Диденко, Н. Ивановой и других разработали новое направление в медицине — сорбционную терапию при профилактике и лечении лучевой болезни. Впервые в клинической практике успешно применили сорбционные методы детоксикации и квантовой терапии при лечении подвергшихся радиации лиц и уменьшении медико-биологических последствий влияния облучения на чернобыльцев. Все работы велись в сотрудничестве с учеными Украины — НИИ ядерных исследований, общей и органической химии, генетики, онкологии. Комплекс указанных медицинских исследований и достижений медиков Украины удостоен государственной премии Совета министров СССР.

В Совет министров СССР докладывалась информация (за подписями академика Е. Патона, министра здравоохранения Романенко и моей), что институтами Академии наук УССР и

Военно-медицинской службой КГБ УССР выполнен большой объем работ по медико-биологической оценке, профилактике и лечению методом энтеросорбции лиц, получивших высокую дозу внешнего облучения при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Новые методы лечения могут использоваться в мирное время, а также в условиях военного периода для профилактики и лечения лиц, находящихся в зоне повышенной радиационной опасности.