В стародавние годы
Шрифт:
— Думаю, — ответил Горисвет, — что лучше через землю мадьярскую. Ятвяги покорены твоим отцом, праведным великим князем Владимиром, и платят нам дань. Нас они боятся, но Народ они дикий, и на них полагаться нельзя, а про пруссов и говорить нечего.
— Да, ты прав, пошлем через землю мадьярскую… Отовсюду-то нам страхи, — задумчиво проговорил затем Ярослав. — Ну да ненадолго, — подняв голову, уже радостно добавил он. — Вот заключим союз с императором, тогда нам уж совсем нечего будет опасаться Болеслава, да и теперь он не пойдет на нас, потому что боится нападения императора. Если бы он не опасался этого, то, наверное, пришел бы на помощь Святополку к Любечу: ведь Святополк звал его.
— Но можно ли полагаться, княже, —
— Пусть и примирит, — ответил Ярослав, — но пока что мы можем воспользоваться союзом с императором и до поры Болеслава опасаться нам нечего. Как только заключу союз с императором, сейчас же пойду сам на Болеслава, чтобы вернуть древнее Берестье, захваченное им накануне кончины отца моего.
И после этого не раз беседовал Ярослав с Горисветом о делах земли русской. Нередко он вступал в беседы также с Иларионом о вере, о делах книжных, о вопросах просвещения.
Киевляне полюбили своего нового князя.
У Ярослава не было ласковости его отца: он был суров и строг на вид, но несмотря на это, киевляне скоро оценили его как князя мудрого, справедливого и радеющего о земле. Удивляло и вместе внушало уважение отношение Ярослава к Анастасу. Ярослав, зная о поддержке, оказанной Анастасом Святополку, но ценя прежние его заслуги перед Русью, говорил:
— Знаю я все это. Знаю я, что Анастас стремится во что бы то ни стало не допустить готовящегося окончательного разрыва между патриархом царьградским и папой римским. Он надеется, что Болеслав примет на себя посредничество в этом деле, и потому хочет услужить Болеславу, поддерживая его зятя. Но он ошибается: папа властолюбив и хочет подчинить себе патриарха царьградского, на что патриарх не согласится, тем более что папы ввели уже много новшеств в церковь латинскую. Последняя поэтому теперь явно уклоняется от первоначального учения Христа, сохранившегося в чистоте в церкви восточной. Я убежден, что план Анастаса рушится: Болеслав, правда, человек храбрый в ратном деле и хитрый, но не хватит у него разума на такое большое дело, да и ведь эти планы основаны на том, чтобы склонить папу к примирению с патриархом царьградским ценою отдачи Руси латинскому духовенству, а Русь не согласится быть латинскою. Анастас должен скоро сам понять ошибочность своих планов. Знаю я также и то, что Анастас убедил и митрополита не противодействовать Святополку и что митрополит склонился на его доводы. Митрополит сам говорил мне об этом. Увидите, скоро и митрополит, и Анастас убедятся, что они ошибались. А увидят — и обратятся душой ко мне. А карать мне их не за что: за ошибки нельзя наказывать, нужно только стараться их исправлять..
XII
В то время, когда Ярослав, разбив Святополка, утвердился на великокняжеском киевском столе, Святополк, прибежав к своей жене и тестю в Краков, стал хлопотать, чтоб Болеслав вместе с ним пошел походом на Русь. Но Клотильда и Болеслав встретили Святополка более, чем можно было ожидать, холодно: они укоряли его в пьянстве и в неумении сразиться с Ярославом. В конце концов Болеслав решительно отказался от похода на Русь. Этот отказ, впрочем, не особенно удивил Святополка: он понимал, что Болеслав не соглашается теперь идти на Русь, потому что ему угрожает германский император, и что, помирившись с императором, Болеслав, не откладывая, двинется сам на Киев. А Рейнберн и патер Фридрих к тому же говорили Святополку:
— Если ты обещаешь нам быть верным
Вскоре после прибытия в Краков Святополка с Як-шей приехал туда и другой его сторонник — Черный. После того как Святополк был разбит у Любеча, Черный скрывался под Киевом, потом пытался приблизиться к Ярославу, а когда увидел, что это не удастся, бежал к Святополку, тем более что опасался мести со стороны обиженных им во время сидения на великокняжеском столе Святополка.
— Помнишь, Якша, — обратился он к своему товарищу по беде, когда они остались одни, — помнишь, как ты опасался, что нам долго не удержаться, так и сталось. Нам нужно было скорей набрать добра, бежать в Польшу и жить здесь панами, а теперь что? Что мы набрали, все осталось в Киеве. Наш князь здесь в небрежении, и мы тоже. А были бы у нас деньги, был бы и почет; а если бы почему-либо и не понравилось нам здесь, пошли бы дальше: свет широк, с деньгами везде найдешь себе место и почет.
— Грустишь, Черный? — стараясь ободрить друга, начал Якша. — Вот ты утешал меня в Киеве, а я теперь тебя утешу. Тужить особенно нам нечего. Пусть только Болеслав помирится с германским императором — а папа помирит их, — как сейчас же мы пойдем с Болеславом на Киев. Болеслав делает вид, что не хочет идти на Киев. Хитер он и стремится сильнее прибрать Святополка к своим рукам Но и мы со Святополком не глупы. Мы здесь тихи и покорны, как агнцы, но про себя думаем свою думу. Пусть только Болеслав помирится с императором. И Болеславу хочется овладеть Русью, и папу манит она — вот папа и будет толкать Болеслава. У Болеслава дружины и воинов много, и не устоять против него Ярославу. Увидишь, скоро будем в Киеве…
— А скажи мне, Черный, — спросил как-то раз Святополк своего слугу, — не слышал ли ты, согласились ли Судислав, Брячислав и Мстислав признать Ярослава великим князем?
— О Мстиславе никаких вестей нет, — отвечал Черный, — и неведомо, знает ли даже он о том, что делается в Киеве. Что же касается Брячислава и Судислава, то они пока, кажется, стоят тихо и против Ярослава не злоумышляют.
— Вот если бы удалось пробраться к Мстиславу и поднять его против Ярослава, — задумчиво проговорил Святополк… — Да как к нему проберешься!..
— А по-моему, княже, — заметил Якша, — на Мстислава рассчитывать нечего: он любил Бориса и Глеба, и если узнает, что ты приказал умертвить их, пойдет не за тебя, а против тебя. Нам нужно всецело рассчитывать на Болеслава и папу, а о Судиславе, Брячиславе и Мстиславе не стоит и думать, нечего нам надеяться и на волхвов: люди перестали их слушаться.
— Может быть, и так, — согласился Святополк. — Главная моя надежда только на вас, слуги верные. Я делаю все, чтобы склонить Болеслава идти скорей на Киев. Помогайте мне. Убеждайте Фридриха и Рейнберна…
Но один из «верных слуг» Ярослава, Черный, недолго прожил в Кракове. Во время бегства из Киева он простудился, прибыл в Краков уже больным. Вскоре его не стало.
XIII
Была весна 1017 года. В один из последних майских дней в Кракове, тогдашней польской столице, расположенной в верхнем течении Вислы, было необычайное движение. Польский князь Болеслав объявил в этот день поход на Русь. В то время, как по улицам города разъезжали всадники, крича: «На Русь, на Русь!» — в краковском княжеском замке, построенном на Вавельском холме, в одной из уединенных его комнат в присутствии Болеслава и Клотильды Святополк приносил клятву перед епископом Рейнберном и патером Фридрихом — в том, что он подчинит Русь папе римскому и сам будет верным слугою его по возвращении ему великокняжеского киевского стола.