В стародавние годы

Волков Леонид Петрович

По краю лужайки протекал ручей. Григорий пошел к воде, вымыл себе лицо и руки, перекрестился и напился из него.

«А далеко ли отсюда до села?» — подумал Григорий.

Путь лежал ему через древлянскую землю на Коростенъ. Недалеко сравнительно от Берестья, на берегу реки Стыря, было большое село, в котором Григорий надеялся получить хороших лошадей.

В ближайших поселках если бы и нашлись лошади, то плохие. Вспоминая местность, Григорий рассудил, что до села на Стыре должно быть недалеко, а потому решил недолго отдыхать здесь, а поскорей добраться до села, взять там коня и ехать дальше уж не по дороге, а стороной, так как, вероятно, по дороге будет погоня.

Григорий перекрестился и хотел отрезать себе ломоть хлеба, как вдруг услышал

вблизи топот конских копыт.

«Погоня, — подумал он, — ну что ж! Скрыться времени нет, но, даст Бог… Да точно топот не со стороны Берестья…».

Григорий встал и вышел на дорогу. Он увидел трех богатырей в кольчугах и шлемах, ехавших со стороны Киева. В одном из них он узнал Усмошвеца, в другом — Семена, а третий был молодой, неизвестный ему человек.

— Бог в помощь! — крикнул Усмошвец.

— Здравствуй, Григорий, — громко сказал второй.

— Бог в помощь! — ответил Григорий. — Но опоздали вы, люди ратные. Стряслась беда великая… Ярослав разбит, и вся дружина его, и воины его, а Скала убит!

— Да в уме ли ты, старче? — сказал Семен.

— Уж если Григорий говорит, — перебил Усмошвец, — значит, верно.

— Но как же это сталось?

Григорий все рассказал как было и заключил свой рассказ словами:

— И повелел мне великий князь ехать в Киев и Берестово предупредить людей о том, что сталось, предупредить Предславу.

Семен и Николай (так звали молодого) несколько раз перебивали рассказ Григория, а когда он кончил, Семен крикнул:

— А и волчья же сыть, травяной мешок — Болеслав! Да мечом я его…

— А я палицей, — добавил Николай.

— Ни мечом, ни палицей вы, хоть и богатыри, ничего с ним не сделаете. А в единоборство с вами не пойдет он…

— Верно, — сказал Усмошвец.

— Надо ехать в Киев, сказать народу, что и как, — наставительно произнес Григорий.

— Да там, поди, одни старики да бабы остались, — вставил Николай.

— На то, чтоб отстоять Киев, — продолжал старик, — разумеется, надежды мало. Если б была надежда, Ярослав поехал бы к Киеву, а не в Новгород. Но все же надо спешить к Киеву, надо предупредить Предславу, Илариона и Горисвета. А далеко ли отсюда до ближайшего села?

— Рукой подать.

— Времени терять нечего. Я напою коня, и поедем. По дороге обсудим, что и как, а в селе найдем добрых коней.

— А сколько тебе лет, старче? — спросил Николай, глядя на старика, как засверкали его очи, выпрямилась молодецки спина.

— Сколько лет? — проговорил Григорий. — Точно не знаю. Ведь когда я молод был, грамоте и числам нас мало учили, а ты небось в Киеве учился, так вот считай: отец мой сказывал мне, что прошло лет пять со смерти вещего Олега, прибившего свой щит к вратам Царьграда, когда я родился. Княжил в те поры Игорь, убитый древлянами; отец мой был рыболовом в Новгороде, но потом ушел из Новгорода к озеру Нево [13] — озеро широкое, что твое море, а от озера Нево пошел он по рукаву Нево [14] , который впадает в Варяжское море [15] , и поселился у самого моря, где впадает в него рукав Нево; тут была деревня Волынкино [16] , в ней я стал себя помнить, я помогал отцу рыбачить, был я твоих лет или немного моложе, когда в Волынкино пришел старец-гусляр Борич, а к гуслям у меня сызмальства была большая охота; стал я просить отца, чтобы отпустил меня с Боричем; отец согласился, и я пошел с ним. Но Борич скоро стал говорить мне: «Ты молод: тебе богатырствовать надо, а гусляром быть еще успеешь, поведу я тебя в Киев в дружину великого князя Игоря». Но все же я успел с ним много исходить Руси православной: были мы на Белом озере, в Новгороде, в Старой Руссе, в Изборске, дошли до гор Карпатских, и понял я, как велика и могуча Русь. Старец Борич показав мне величие Руси, он же научил

меня, что Бог един, что Христос искупил грехи человечества, показывал мне книги и письмена, свел в церковь в Новгороде. А как пришли мы в Киев, крестил меня греческий священник и дал имя Григорий — прежде звали меня Синько. Старец Борич — вечная память ему — привел меня потом в Берестово, тут великая княгиня Ольга благословила меня на подвиги ратные, поступил я в дружину Игореву и стал богатырствовать. Вскоре пошли мы на Царьград… Да, много пришлось пожить и пережить… Вот и сосчитай, сколько мне лет.

13

Ладожское озеро.

14

Река Нева.

15

Балтийское море.

16

На месте нынешнего Петербурга.

Скоро все вместе тронулись в путь и доехали до села, там взяли лошадей в запас и стороной от дороги стали пробираться в Киев. Они положили меж собой, что надо возможно скорее предупредить о беде людей киевских, а Предславу, Горисвета и Илариона уговорить скрыться до поры до времени, самим же торопиться к Ярославу в Новгород, чтоб идти с ним на Болеслава и Святополка.

Несколько раз по дороге заводил Григорий разговор про былое, стародавнее.

Раз во время такого разговора — а было это, когда они уже миновали Коростень, но недалеко от него — они услышали вблизи за собою конский топот. Это была погоня от Болеслава. Наши путники, оглянувшись, увидели человек десять на конях.

Один из конных, в котором Усмошвец узнал Путяту, выехал вперед.

— Богатыри, — крикнул он, — даже и бежать-то вы не горазды! Целыми сутками мы выехали позже вас, а все же настигли…

— Волчья сыть, травяной мешок! — гаркнул Семен, с силой пустив в Путяту палицей.

— Братцы, не сдаваться! — крикнул в то же время Григорий.

— Стой! — раздался голос Путяты, но он не договорил, потому что, получив удар палицей по голове, опрокинулся с коня и грохнулся оземь. Но не успел Путята упасть, как Усмошвец с Семеном бросились на его спутников, а Николай со стремительной быстротой объехал их и стал рубить сзади. Началась злая сеча. Григорий случайно отделился от Усмошвеца и Семена. Один из всадников, подняв меч, устремился на Григория, но Григорий, спохватившись вовремя, отразил своим мечом удар и с необычайной для такого старца силой и ловкостью нанес ответный удар сбоку по голове своему противнику, который и пал с коня. Затем он бросился на помощь Усмошвецу, Семену и Николаю, положившим уже четырех всадников. Тело одного из них, свисавшее с седла, конь понес по дороге по направлению к Коростеню.

Сеча была кончена. Григорий, Николай и Усмошвец вышли из нее без вреда. Но у Семена была проткнута копьем нога, и если бы Николай не успел вовремя срубить мечом голову всаднику который ранил Семена копьем, то, вероятно, не уцелеть бы Семену от этого ловкого противника. Семена ссадили с лошади, положили на траву, и Григорий стал промывать водой, которая оказалась у него в небольшом жбане, рану и перевязывать ее.

XVI

Через четыре дня после этой схватки поздним вечером Григорий, Семен, Усмошвец и Николай приехали в Киев. Справившись, где Предслава, и узнав, что в Берестове, они отправились туда и остановились у гусляра Андрея. Несмотря на усталость, долго, говорили Григорий с Андреем, вспоминая былые дела ратные, подвиги богатырские Ильи Муромца, Добрыни, Алеши Поповича.

— Мало богатырей нынче на Руси, да и не те, — вздохнул Григорий. — При прежних не одолеть бы Руси Святополку с Болеславом.

— На все воля Господня, — ответил Андрей. — Господь послал испытание, и в нем окрепнет Русь в вере праведной!