В Ставке Верховного Главнокомандующего
Шрифт:
Полное поражение австрийцев было неизбежно, тем более что немцы до такой степени ослабили свой фронт в России перевозками на Запад, что никакой помощи им оказать не могли.
Но тут наши войска остановились, начали «митинговать» и, ссылаясь на большевистский лозунг «война без аннексий и контрибуций», категорически отказались идти дальше. И как ни старался Керенский и другие бывшие с ним социалисты сдвинуть их с места, им это не удалось.
Таким образом позорно пропал чрезвычайно благоприятный случай победоносно закончить войну, а австрийцы были спасены от неминуемого поражения.
Тут-то, с одной стороны, стало ясно, как
Тогда-то Временное правительство, убедившись, что путем «уговаривания» нельзя командовать войсками, вынесло решение о необходимости восстановить в войсках дисциплину и с этой целью назначило Верховным Главнокомандующим особо отличившегося на войне генерала Л.Г. Корнилова.
Глава II. Попытка восстановить боеспособность армии. Генерал Л.Г. Корнилов
После своего вступления в должность Верховного Главнокомандующего генерал Корнилов первым делом занялся разработкой проекта мероприятий для восстановления дисциплины и боеспособности в войсках. Этот проект он намеревался лично доложить Временному правительству для получения его одобрения. В связи с этим он сообщил Временному правительству о своем желании, чтобы оно посвятило заслушанию его доклада отдельное заседание.
Получив на это согласие, он выехал из Ставки в Петроград на это памятное заседание, в сопровождении генерал-квартирмейстера и автора настоящих воспоминаний, как начальников оперативных управлений армии и флота Штаба Верховного Главнокомандующего.
Заседание происходило в Малахитовом зале Зимнего дворца. Все внутренние помещения дворца производили тягостное впечатление: полы не были подметены, вся обстановка была в чехлах, покрытых пылью, повсюду было видно полное запустение.
В Малахитовом зале стоял большой стол «покоем», покрытый зеленой скатертью, во главе которого занял место Керенский, а по левую его руку сел генерал Корнилов. Мы оба с генерал-квартирмейстером сели за малый стол, внутри «покоя», лицом к Керенскому и генералу Корнилову. Вокруг большого стола сидели многочисленные члены Временного правительства, состоявшего к тому времени почти исключительно из представителей левых социалистических партий.
На лицах большинства из них было написано враждебное к нам отношение, и они угрюмо молчали; лица их не выражали никакой одухотворенной мысли, и ни на ком из них нельзя было «глаз остановить»: одеты они были больше чем небрежно и походили скорей на рабочих, чем на интеллигентных людей.
Открыв заседание, Керенский предоставил слово генералу Корнилову, который в качестве предисловия к своему проекту начал излагать положение на фронте в связи с потерей войсками боеспособности. Вдруг к нему наклонился Керенский и что-то ему сказал на ухо; мы увидели, как генерал Корнилов смутился, «скомкал» после этого изложение обстановки на фронте и быстро перешел к изложению мероприятий для восстановления дисциплины.
Впоследствии мы от генерала Корнилова узнали, что Керенский ему на ухо сказал: «Будьте осторожны; я не уверен, что ваши слова не станут известны немцам». Значит, в зале заседаний Временного правительства мог быть тайный агент противника!
Доклад генерала Корнилова был принят без возражений, и все предложенные им мероприятия были Временным правительством
После заседания Керенский пригласил генерала Корнилова и нас на завтрак. Он занимал в Зимнем дворце помещение, в котором в свое время жил император Александр II. Мы сначала вошли в его кабинет, где «имели честь» (!) быть представленными находившейся там «бабушке русской революции» Брешко-Брешковской. Это была грузная, расплывшаяся в ширину, наполовину выжившая из ума старуха. Все вместе мы прошли в маленькую столовую императора Александра И, где застали знаменитого художника И.Е. Репина, который с почтительными поклонами просил разрешения сделать во время завтрака эскиз с Брешко-Брешковской для ее портрета. Это Репин-то!
Он поместился со своим блокнотом в углу столовой, а Брешко-Брешковская во время всего завтрака, когда он ее зарисовывал, старалась принимать «авантажные позы», что было «и печально и смешно».
За столом прислуживали бывшие придворные лакеи, но уже не в ливреях, а в серых куртках без гербовых пуговиц. Когда один из них поднес мне блюдо, я заметил, что оно дрожало в его руках; я посмотрел на него и узнал в нем старика камер-лакея, который еще так недавно прислуживал в Ставке у царского стола. Слезы были у него в глазах: видимо, мое присутствие ему напомнило прошедшее время его долголетней и чинной придворной службы.
Во время завтрака Керенский был в хорошем настроении и неоднократно побуждал Л.Г. Корнилова самым энергичным образом приводить в исполнение предложенные им и утвержденные правительством мероприятия для восстановления боеспособности армии.
После завтрака мы тотчас же уехали в Ставку, где и было немедленно приступлено к осуществлению принятых решений.
Генерал Л.Г. Корнилов был безгранично храбрый, честный, правдивый и прямой по душе офицер, всецело проникнутый чувством своего воинского долга. Благодаря личной храбрости, проявленной им в боях, и благодаря своему смелому побегу из немецкого плена он пользовался в армии почти легендарной известностью, и, несмотря на его строгость и требовательность по службе, солдаты его любили и были ему преданы.
Во время начавшегося в армии развала после революции он создал, из оставшихся верными своему долгу солдат, ударный полк, носивший его имя, который отличался своей особой храбростью и был ему безгранично предан; особенно же беззаветно — буквально до степени обожания, — был ему предан текинский конный дивизион, который неотлучно был при нем и был готов весь «лечь за него костьми». Этот полк и дивизион приняли на себя охрану Ставки после назначения генерала Корнилова Верховным Главнокомандующим.
Одна лишь весть о его назначении имела уже магическое действие: солдаты на фронте, зная его решительность и строгость, «подтянулись» и стали даже отдавать честь офицерам, а солдатские комитеты стушевались и притихли.
Но, помимо своих выдающихся воинских качеств, генерал Корнилов не обладал ни дальновидностью, ни «эластичностью» мысли искусного политика и не отдавал себе отчета в трудностях и даже опасностях, с которыми сопряжена должность Верховного Главнокомандующего.
Сложные политические комбинации, особенно революционного времени, были ему совершенно чужды, и по простоте душевной он не замечал тех ловушек и пропастей, которыми была усеяна революционная почва.