В Стране Дремучих Трав (изд. 1962)
Шрифт:
— Да, да! — сказал он. — Понимаю! Понимаю!
И тут же он стал утверждать, что радио существует и в Стране Дремучих Трав. Он даже привел в пример какую-то бабочку, для которой ее усики служат антенной. Припоминаю, что все время, когда мы шли по улицам Ченска, меня неотступно занимала одна мысль: надо спросить Думчева, как понимать его слова: «… то, что вы с собой принесли и потеряли, то и должно помочь». Эти слова он сказал ночью на берегу речки Запоздалых
Попреков, после того как мы убедились, что
И вот мы в Ченске! Так что же нам помогло оставить Страну Дремучих Трав?
Вот за окном склонились над картой два вихрастых мальчугана; один из них быстро водил по карте карандашом и что-то доказывал другому. А этот другой ему возражал и с деловым видом оттачивал карандаш.
— Собираются в путешествие, — сказал я.
Думчев в ответ произнес только одно слово:
— Графит!..
И как часто в Стране Дремучих Трав, так и теперь я с недоумением посмотрел на Думчева. Но он тут же ответил:
— Вы, кажется, меня все еще не понимаете? Для того чтобы мой опыт, последний опыт, удался и не случилось несчастья, мне требовалось малоактивное вещество для замедления реакции. Нужна была пылинка графита. Вы уронили около города бумажных ос карандаш, и я получил графит. Опыт удался. Мы, как видите, не в Стране Дремучих Трав, а среди людей, в Ченске.
Я так и не успел дослушать его: мы дошли до дома, где жила Полина Александровна Булай.
Здесь некогда жил и он. Вот старое, покосившееся крыльцо. Поблескивала белая эмалированная дощечка. Я поднялся уже по ступенькам на крыльцо и хотел было постучать в дверь. Но не постучал.
— Сергей Сергеевич, что же вы остановились? Ведь мы пришли!
Но он стоял в нескольких шагах от крыльца и не двигался.
Я сбежал с крыльца и взял его за руку:
— Вот мы и пришли!
Думчев молчал. Это длилось несколько минут. Я ждал.
Потом он вдруг заговорил сам с собой, совсем так, как в Стране Дремучих Трав:
— Что же ты медлишь? Ты ведь стоишь у родного дома. Смутился? Боишься? Возможно..
Бесстрашный путешественник, он не боялся проникнуть в гибельное гнездо ос. Отважный охотник, поражающий одним ударом хищного богомола, он стоит здесь, у старого, покосившегося крылечка своего родного дома, и… робеет!
Время шло. Наконец Думчев медленно и осторожно поднялся на крыльцо.
И опять я поднял руку, чтобы постучать в дверь.
— Не надо! — схватил меня Думчев за руку. — Обождите… Я — я еще не собрался с силами.
Он был в смятении — я это видел, понимал.
Город постепенно затихал. Потухали огни.
А Думчев точно оправдывался в чем-то предо мной:
— Сейчас… Еще немного — и я осмелюсь…
Было тихо. И мне казалось, что я слышу, как колотится сердце Думчева. Я ждал.
— Что ж, все равно, стучите! —
Скрипка снова зазвучала
На мой стук открыла дверь Полина Александровна. Из-за двери своей комнаты выглядывала соседка.
— Вот мы и пришли! — произнес я так просто и естественно, точно по поручению Полины Александровны сбегал в скверик позвать Думчева пить чай.
Полина Александровна вдруг схватилась руками за край шкафа. Она вглядывалась в лицо Думчева и шептала:
— Нет, нет! Не может быть!
Все молчали. Растерянность, смятение и тревога словно вошли с нами в дом и овладели всеми. Я тут же вспомнил, что у меня весьма странный вид…
Я хотел было непринужденно засмеяться, шутливо сказать что-то, но чувствовал себя связанным, и все слова казались мне фальшивыми.
Всех выручила соседка:
— Самоварчик! Теперь надо самоварчик поставить! Я поставлю свой… Пожалуйста, гости дорогие!
Я был ей благодарен.
А на наше странное одеяние никто не обратил внимания.
Я успел сказать Полине Александровне:
— Главное — не спрашивайте ни о чем Сергея Сергеевича! Берегите его. Придет время — и он сам расскажет, где был. Не спрашивайте его сейчас.
Соседка проводила Думчева и меня до дверей лаборатории и при этом приговаривала очень тепло и гостеприимно:
— Самоварчик у меня быстрый! Уголечки лихие, лучинушки сухие! Вмиг закипит! Сейчас подам!.. Полина Александровна, что же вы?! То всё ждали, ждали, а теперь чайком угостить не хотите! — слышался уже внизу ее хлопотливый голос.
Дверь в лабораторию за нами закрылась.
Очень осторожно Думчев открыл шкаф, долго смотрел, потом достал свой старый костюм. Я помогал ему одеваться. За все время он не проронил ни слова. Только присматривался ко всему.
В дверь лаборатории тихо постучала Булай. Вошла и молча стала накрывать на стол.
Соседка подала самовар. Стали пить чай. В сахарнице лежали щипцы.
Думчев взял их в руки:
— Жук-рогач!
Полина Александровна и соседка с недоумением посмотрели на меня. Но я молчал. Откуда-то донесся гудок.
— Чай, пароходом прибыли? — спросила соседка.
— Пароходом? — переспросил Думчев. — Пароходом… Значит, все еще пар? А личинка стрекозы — ракетный двигатель…
Булай и соседка опять посмотрели на него с удивлением.
Тут мне вспомнилась первая микрозаписка Думчева с упоминанием личинки стрекозы, запись на одной из карточек в его лаборатории: «Циолковский… личинка стрекозы». Вспомнил и утро на берегу речки Запоздалых Попреков, где эта личинка с необыкновенной откидной маской на голове передвигалась в воде толчками.