В стране наших внуков (сборник рассказов)
Шрифт:
– Кое-что для будущего...
– Алеш часто меняет своих чтецов, у него постоянно появляются новые. Он прекрасно разбирается в них, сразу же определяет, кто читает ему из корыстных целей, желая использовать его знакомства, и кто делает это по доброте сердечной...
– Это все не то, чего мне хотелось бы...
– Однажды в субботу, возвращаясь из редакции домой, он застал в коридоре уборщиц и помог им мыть лестницу. После этого случая он стал их любимцем. Они незаметно для него напихали в его карманы
– Либа, ты преувеличиваешь...
– Как-то во время отпуска он исчез. Знакомые нашли его на Бероунке [ Бероунка - река в средней Чехии, приток Плтавы. ], он работал там паромщиком. Так возникла легенда о "слепом паромщике"...
– Либушка, положа руку на сердце...
– Он очень хорошо играет на рояле, мог бы стать виртуозом. Но не захотел, потому что тогда у него была бы связь с людьми только на расстоянии, а ему хотелось непосредственного контакта. Кроме того, он терпеть не может аплодисментов - они напоминают ему о человеческом высокомерии...
– Вот это мне нужно. Продолжай!
– Лучше всего он чувствует себя там, где слышится смех. И поэтому старается умножать его. Смеющимся дуракам он прощает их глупость, гордецам их надменность. В смехе, по его мнению, все равны, как и во время пения...
– Хорошо, Либа!
– Он импровизирует на рояле. Как-то раз он сказал, что если бы он прозрел, то сочинил бы о солнце такую симфонию, какой еще никто на свете не слыхал.
– Это я запишу. Может быть, ты еще что-нибудь знаешь?
Либа помолчала. Искорки в глазах у нее погасли...
– А разве тебе этого недостаточно?
– Она сделала вид, что еще много чего знает, но я понял, что ей уже больше нечего сказать. И вдруг она выпалила: - Я тебе, дядя, еще кое-что скажу!
– Говори...
– Ёза образумился! Он нашел себе постоянную работу!
Я подскочил от удивления, обрадованный этим сообщением.
– Так, значит, у вас все опять наладилось?
Она наморщила носик.
– Но может каждую минуту расстроиться.
И она начала жаловаться на его золотое сердце, которым он готов поделиться с каждым встречным.
– Он знает, что я люблю цветы. Ну, пусть бы принес мне небольшой букетик, а то тащит целые корзины цветов или чуть ли не деревья в горшках.
– Видишь, какой я забывчивый!
– хлопнул я себя по лбу.
– Я абсолютно забыл об этой прекрасной черте его характера, когда рассказывал о моем Фране! А ведь об этом можно было бы написать целую повесть!
– О расточительности будущих людей?
– удивилась Либа.
– Об их щедрости. Расточительности не будет, если все будут расточительными!
– Понимаю. Ты хочешь сказать, что тогда всего будет вдоволь.
– Вот именно...
– Но тогда подарки потеряют свое значение. Как может обрадовать меня подарок, если у меня будет
– Еще больше, чем теперь.
– А я повторяю, что подарки потеряют свою ценность.
– И даже в том случае, если человек подарит .человеку то, что ему дороже всего? Пусть это буд-зт пустяк, но он будет ценен заключенной в нем любовью и радостью от этой любви...
– Пожалуй, ты прав.
– Это будет эпоха подарков. Не будет ни одной вещи, которую люди не могли бы подарить друг другу.
– Но в конце концов и в наши дни...
– Всякий подарок, хотя бы букетик полевых цветов или букетик, сделанный из золота, будет, собственно, лишь воплощением улыбки, пожатия руки или ласки.
– Ах, дядя, теперь я понимаю тебя! Садись и пиши рассказ о щедрости или о подарках.
– А этот твой Алеш, он от рождения слепой?
– Нет, он потерял зрение в концентрационном лагере. А почему ты спрашиваешь?
– Мне нужен слепой от рождения. Родился слепой ребенок. Я хочу сделать кое-какие наброски.
– Ага, явилась муза. Ну, я пошла.
– Но ты ее сестра, Либушка!
Вчера после обеда Либа влетела ко мне с "замечательной идеей".
– Дядя! Пиши! Коляски!
– Какие коляски?
– изумляюсь я.
– Детские коляски, - и, задыхаясь, она начала рассказывать о том, какими будут через сто лет детские коляски. Я не мешал ей говорить и забавлялся чисто женским воображением моей племянницы.
По ее словам, каждая коляска будет представлять собой некий уникум, созданный общими усилиями конструктора и художника. Ребеночку в ней будет куда удобнее, чем на руках у матери. Коляски будут различной ширины и вместимости, ведь в некоторых из них будет лежать двойня и даже тройня. Требуемая температура, искусственный ветерок, маленькое солнышко, если большое спрячется за тучи, автоматический менятель пеленок - все это должно якобы предотвращать плач и обеспечивать глубокий сон ничего не подозревающим наследникам славы и благоденствия грядущих эпох.
– Послушай, Либа, - сказал я и испытующе посмотрел ей в глаза, - уж не собираешься ли ты выходить замуж?..
Мне показалось, что она покраснела.
– Ну а если бы?
– мотнула она головой.- Что я несовершеннолетняя, что ли? И вообще как это могло прийти тебе в голову?
Я засмеялся.
– Случайно, Либушка! Совершенно случайно я подумал об этом!..
И вот теперь я переписываю все сызнова. Пишу новое начало. Чтобы в нем прославлялась щедрость людей будущего - и детские коляски. Но у меня есть сомнения относительно этих экипажей. Сперва мысль показалась мне слишком дикой, но все же я решил попробовать. Не знаю только, справлюсь ли я с ней, не была ли это лишь минутная слабость, когда я поддался голосу Сирены!