В стране наших внуков (сборник рассказов)

Вайсс Ян

– Человеческая глупость еще не вымерла!
– с сожалением сказала пани Гана, а пани Ленка добавила: - Существует санаторий для лечения характера там излечиваются гордость и эгоизм, лживость и леность, но глупость, как мне кажется, очень трудно поддается излечению, хотя она я исчезает постепенно...

Ожи свернули в сторону - навстречу им приближалась всем известная коляска пятерни. Она двигалась во всю ширь аллеи со спущенным передним стеклом серебряного верха. На дне ее лежало пять спящих бутончиков вперемежку голубых и розовых. А за коляской с брильянтовым

орденом многодетности на груди выступает мать, готовая вот-вот вознестись от гордости. Как алтарь на колесиках, везет она свою гигантскую коляску. Все останавливаются, в знак приветствия в воздухе реют платочки. Матери выражают ей свои симпатии и восхищение.

Когда обе женщины подъезжали к воротам ротонды, пани Гана вдруг остановилась и показала приятельнице на открытое окно, в котором от дуновения легкого ветерка развевались белые кисейные занавески. Окно было полускрыто за галереей, увитой фиолетовыми кистями глициний. Но внимание пани Ганы привлекло не окно и не глицинии, а молодая женщина в черном платье. Она стояла у окна и каждый раз, когда ветерок откидывал длинный край занавески, с жадностью заглядывала в комнату. Когда же занавеска опускалась, женщина, словно обессилев, падала на скамейку, стоящую в галерее.

– Вот странно!
– сказала пани Гана.
– Я уже несколько дней наблюдаю за ней. Она всегда делает одно и то же - или заглядывает внутрь, или сидит на скамейке. У нее такой трагический вид.

– Очевидно, с ней случилось какое-нибудь несчастье. Может быть, у нее умер ребенок.

– Ну что вы? Этого не бывает.

– Почему же, вполне возможно! Недавно по радио передавали, что из семейного самолета выпал ребенок. Мать, правда, выбросилась вслед за ним.

– Пойдемте к вей!
– предложила пани Гана.Мне хотелось бы ее утешить, если это возможно.

Когда они приблизились к ней, ветер как раз раздвинул занавеску, и незнакомка, поднявшись на цыпочки, заглянула внутрь. Услышав за собой шаги, она пугливо оглянулась.

– Вы ждете кого-нибудь?
– приветливо улыбнулась ей пани Гана.
– Может, кого позвать? Я иду туда.

– Нет, спасибо, я никого не Жду, - oтветила незнакомка.
– Я просто так заглядываю.

На ее загорелом энергичном лице не заметно было никаких следов горя. Возможно, оно скрывалось в строгом взгляде ее глаз - они не ответили на приветливую улыбку Ганы. Темные волосы прямыми прядями опускались на плечи это не шло женщине и старило ее. Было видно, что она не обращает внимания на свою внешность, и, пожалуй, только это и указывало на какой-то душевный кризис.

– Почему же вы не заходите внутрь?
– спросила Гана.
– Пойдемте с нами.

– Я... не могу, - ответила незнакомка.

– Почему не можете? Все матери могут.

– Я не мать.

Пани Гана испугалась, что сказала такую глупость и, возможно, оскорбила этим незнакомую женщину.

– Я хотела сказать, все женщины могут входить туда! Каждая женщина является матерью или будет ею.

– Кроме меня. Я не мать и не буду ею.

"Я говорю глупости", - подумала

Гана, когда прошло первое удивление. Она поняла, что своим неуместным усердием сделала еще хуже. Ленка посмотрела на нее с укором. Только незнакомка оставалась спокойной.

– У меня нет детей и никогда не будет, - продолжала она, как бы упиваясь своей горькой участью.

– Но почему же?
– наивно выспрашивала Гана; ей никогда еще не приходилось встречаться с женщиной, у которой, несмотря на ее желание, не могло быть детей.

– Спросите камень, почему он не родит. А я тоже как камень.

– Я дам вам совет, моя дорогая, - перебила ее до сих пор молчавшая пани Ленка. Она страшно любила давать советы и не преминула воспользоваться случаем.- В Крконошах есть санаторий, - сказала она, - в котором и камень родит! Это лечебница доктора Кубата в Гаррахове. Аэротакси доставит вас туда за полчаса.

– Спасибо за совет, но мне ничто не поможет.

Во время разговора незнакомка поминутно устремляла свой взгляд на Ганину широкую коляску.

Она то смотрела на нее, то отводила глаза в сторону, как бы боясь чего-то. Пани Гана поняла, что незнакомке хочется взглянуть на ее девочек. Она подвезла коляску и показала ей своих малюток, не обратив внимания на предостерегающий взгляд приятельницы, говорящий, что этого делать не следовало бы.

– Три!
– воскликнула незнакомка.-Сразу три!

В ее голосе одновременно слышались восхищение и зависть, изумление и негодование. Однако в ту же минуту она подавила волнение и спокойно произнесла, не сводя глаз с тройни:

– Какое счастье!..

Пани Гана вдруг ясно представила себе всю чудовищную несправедливость происходящего. Она увидела свою полную счастья коляску и рядом с ней женщину, у которой нет никого и никогда не будет - ни сына, ни дочери. От жалости и сострадания у нее сжалось сердце. И вдруг ее осенила мысль:

– Знаете что, милочка? Возьмите себе одну из этого трилистника!

Женщина непонимающе уставилась на нее.

– Зачем вы так шутите?

– Но я ведь говорю серьезно.

– Вы могли бы...

– Берите!
– настойчиво предлагала пани Гана.
– Берите, пока я даю, или, может быть...
– и она нахмурилась, словно ее оскорбила разборчивость незнакомки, - может быть, они для вас недостаточно хороши или вам не нравятся голубоглазые?

Теперь уже не оставалось сомнений. Женщина поверила.

– Дайте мне одну, - просто сказала она, - я буду ей матерью.

– Вот это Ганичка, Яничка и Аничка, - показывала по очереди Гана.

– Но все-таки, - снова усомнилась незнакомка, - если...

– Выбирайте же!
– почти резко сказала Гана.
– Я не буду смотреть. Мне самой было бы трудно - все они одинаково мои!

Женщина бросилась к коляске, дрожащими руками жадно потянулась к лежащему с краю ребенку. Но ее опять охватило сомнение.

– Я не смотрю! Скорее!
– воскликнула со слезами в голосе мать тройни.Берите, скорее берите, выбирайте - возьмите хоть всех!