В Суоми
Шрифт:
— Занятный сюжет для приключенческого фильма, — сказал я при первом знакомстве с Вейкко, сыном Свинхувуда. — Интересно только, почему такой фильм здесь не создан?..
— Да, это был бы хороший бизнес, — отвечал Вейкко. — Не знаю, почему этим сюжетом не воспользовались? Наверное, потому, что тогда пришлось бы сказать, куда и зачем направился отец. В Берлин… В Германию. Просить у кайзера, у немцев военную помощь.
Линия Свинхувуда превращала Финляндию в средостение между, как теперь говорят, Западом и Востоком, в вооруженный до зубов форпост, выдвинутый против Советского Союза, —
— Главная цель борьбы, которую мы сейчас ведем за торжество линии Паасикиви — Кекконена, — рассказывал Вейкко Свинхувуд, а он активный деятель Аграрного союза (ныне партии центра), — исправить ошибки двадцатых и тридцатых годов…
Истоки же ошибок заключались в том, что старик Свинхувуд, несмотря на урок, преподанный ему пятьдесят лет назад, в ночь под новый, восемнадцатый год, не уяснил разницы между Россией царской и Советской. Для него восточный сосед раз и навсегда оставался неизбывным врагом.
— Наши же задачи: быть мостом между Западом и Востоком, — продолжал Вейкко.
Итак, отныне не форпост, а мост…
И, словно боясь, что его слова могут быть истолкованы как отступничество от отца, памятью о котором так дорожат в этом доме, Вейкко сказал:
— По сути дела, я продолжаю борьбу отца за независимость и самостоятельность Суоми, но по-настоящему. Потому что только дружба и хорошие отношения с Советским Союзом и мир на наших границах могут обеспечить и независимость и самостоятельность Суоми. И это не преходящая конъюнктура, а самая суть нашего национального существования, нашей жизни. Правильно говорит финская пословица: «Прислушивайся к той ели, у подножия которой построил свой дом». К сожалению, еще не все у нас прониклись таким сознанием.
Многое изменяется и уже изменилось в образе жизни и образе мыслей финнов и даже за те несколько лет, что я здесь не был. Число университетов удвоилось (открылся самый северный в мире — в Оулу), а студенчество в массе, кичившееся своей аполитичностью, сейчас деятельно включилось в политическую жизнь страны, и особо активно выступают его наиболее радикальные левые группы.
Правая рука Таннера — Вяйне Лескинен, раньше поносивший коммунистов за то, что на президентских выборах они поддерживали Кекконена, а не кандидата социал-демократов, сам ныне, со всей социал-демократической партией, входит в избирательный блок, выдвинувший на предстоящих президентских выборах Урхо Кекконена. В долгой беседе со мной он объяснял причины такого крутого поворота.
В дни недавнего празднования пятидесятилетия независимости Суоми правительственная делегация возложила венки на братской могиле красногвардейцев, павших в гражданской войне 1918 года в Хельсинки, — акт недавно еще немыслимый.
В ряду этих и других изменений фамилия Свинхувуд ныне звучит как призыв к искренней нерасторжимой дружбе с Советским Союзом, к миру, потому что нынешний ее носитель, Вейкко Свинхувуд, — руководитель финского движения сторонников мира.
Перемены эти происходят, конечно, не сами по себе, а в напряженной, непрерывной, часто подспудной борьбе…
Как бы подтверждая это, Вейкко Свинхувуд говорит:
—
Вьетнам! Я был свидетелем того, как несколько тысяч человек с пылающими факелами на днях прошли по улицам вечернего зимнего Хельсинки от Сенатской площади до Мессухалле. Факельный марш протеста против американской интервенции во Вьетнаме, организованный Комитетом сторонников мира, завершился многолюдным митингом в Мессухалле.
— Сейчас мы хлопочем, — говорит Свинхувуд, — о том, чтобы дали визы на въезд в Суоми четырем американцам, покинувшим армию, тем, кто не захотел участвовать в войне во Вьетнаме…
После десерта — янтарной кисловатой морошки — Свинхувуд на самое сладкое вытаскивает из кармана сложенную вчетверо бумажку. Это договор с расположенным по соседству заводом облицовочных плит. «Акционерное общество «Формалити» обязуется пять процентов прибыли от экспорта своей продукции в Советский Союз отчислять в недавно созданный здесь Фонд мира».
Свинхувуд — председатель этого фонда.
— Это первый такой договор, — с удовлетворением говорит он, — хорошее начало. Но вы должны сами посмотреть эти облицовочные плиты.
И по заснеженной дороге «Чайка» через несколько минут доставляет нас на виллу директора, где потолки облицованы формалитом под мореный дуб, стены и двери — под клен, совсем не отличимый от натурального, но превосходящий его тем, что не воспламеняется, легко моется, не пылится.
— Наши плиты, — говорит степенный директор, — годятся и для обивки внутренних помещений судов, и для облицовки кухонь, детских садов, школ, магазинов, больниц, мебели… Всего не перечислишь.
И мы тут же попутно узнаем, что сорок пять работниц завода производят в год полмиллиона квадратных метров плит формалита. Из них в этом году двести тысяч квадратных метров формалита были закуплены Советским Союзом. Формалит пошел, между прочим, на облицовку интерьеров московской гостиницы «Россия»… Наш собеседник надеется не только продолжать, но и увеличить его поставку в Советский Союз.
— Это так важно сейчас для Суоми, когда тут растет безработица. Кстати, химическое сырье для этих плит идет в Луумяки от вас…
— Вы понимаете, что я заинтересован в процветании этого предприятия, — говорит по дороге домой Свинхувуд… — Вы уже знаете наш договор. Да, конечно, это добавочная реклама формалиту, который сам, как говорится, не нуждается в рекламе; но она взывает не к низменным чувствам, а к высоким… И пусть прибыли идут на самое чистое из всех дел — на борьбу за мир!
Этот изобретательный финн дальновиден, уж он-то сделает все от него зависящее, чтобы фонд мира в Суоми не иссякал.
А тем временем поспела баня. Мы проходим к примыкающему к бане коровнику, где мерно жуют жвачку восемь коров.