В таёжных дебрях Подкаменной Тунгуски
Шрифт:
Коля ошеломил нас простым вопросом: «Пива привезли?». Я ответил за всех: «Откуда мы могли знать, что сюда нужно было брать пиво? Попросил бы через кого-нибудь – привезли бы. В вертолёт закинуть ящик другой нам было бы не трудно». «Неужели нельзя было догадаться самим, что здесь сколько угодно рыбы, и пиво было бы лучшим подарком! А я так ждал, надеялся». Николай даже покраснел от досады и возмущения. Мои оправдания он не слушал. Мне стало жаль Колю с его сильным и таким невинным желанием, и рухнувшими надеждами на его исполнение.
Однако резкий наступательный тон его пламенной речи задел и вызвал ответную агрессию. Я холодно заметил: «Мы не нанимались
Геологи экспедиции с большим интересом наблюдали это небольшое быстротечное, но эмоциональное представление. Был заметен неподдельный интерес на их лицах не зря пришли сюда! Коле ещё предстояло ответное пламенное приветствие жены, возможно даже с рукоприкладством, но это должно было произойти уже без свидетелей. А мы, закончив разгрузку вертолёта, пошли устраиваться в один из домов на временное жительство.
К нашему приезду была истоплена русская баня, арендуемая на полевой сезон у местного жителя. Это было приветственным, дружественным жестом по отношению к нам. Сначала я думал, что это сделано в честь прибытия сына начальника экспедиции – Пашки. Однако позже увидел, что такое же уважение оказывалось всем прилетающим и приплывающим гостям, тем более что бывало это не так уж и часто.
Мы с Пашей и Борисом Константиновичем пошли первыми, потому что парились, а вторым заходом – вновь прибывшие девушки, которым пар был не нужен. После длинных утомительных перелётов и ожиданий очередного «железного крылатого коня» мы ощутили физическое удовольствие от посещения баньки и от души отхлестали друг друга свежими ошпаренными берёзовыми вениками. При выходе на улицу голова закружилась от чистого свежего воздуха, насыщенного хвойными ароматами и смесью каких-то приятных незнакомых запахов, особенно хорошо осязаемых после посещения парной.
Уже смеркалось, и тайга выглядела тёмной, величественной и загадочной. Заходить в неё, даже недалеко, не хотелось – а вдруг встретишь медведя, или нападёт рысь или даже крайне агрессивная к человеку росомаха?! Наутро она смотрелась уже проще: стало видно, что деревья не такие и большие, что кое-где проглядывает валежник, и общий вид её довольно однообразный не только с высоты вертолёта, но и с земли. Стало понятно, что в ночной тайге скорее можно было просто сломать себе ногу или свернуть шею, чем встретить хищного зверя.
Как позже выяснилось, зверь чаще всего вступает в схватку с человеком, защищаясь от него, и только в очень редких случаях, при крайней необходимости: раненый, больной, смертельно голодный, разъярённый другим человеком, испуганный – может напасть сам. Самый агрессивный безжалостный и опасный хищник в тайге (да, наверное, и на всей нашей планете) для всего живого, в том числе и для человека – это двуногий зверь, «царь природы» – человек. Все байки о кровавых схватках с дикими таёжными зверями, умалчивают
Однако неказистый вид утренней тайги нисколько не умалил её значимости для меня, а скорее наоборот – добавил желания лучше узнать все её хорошие и плохие стороны. Ведь среди этой непролазной серовато-зелёной чащи и происходили все известные мне таёжные истории, это и была территория своих законов и своеобразных взаимоотношений между: людьми, человеком и зверем, человеком и природой, зверьми. Я был полон желания узнать об этом всё, что возможно за отпущенный мне короткий срок полевого сезона.
Экспедиция, её отряды и службы
Фактория – то же самое, что деревня в России, или хутор – на юге России. Она может быть размером с хорошее село, состоять из нескольких десятков частных домов, но вполне может быть и из двух-трёх изб. Фактория Ошарово была базой нашей экспедиции. В ней насчитывалось около двухсот жителей, по местным меркам – это было много.
Отсюда планировалось наше передвижение на лодках по течению реки в сторону Енисея, к фактории Куюмба, которая должна была стать конечной точкой экспедиции в этом сезоне. Наша полевая часть экспедиции состояла из одной геологической партии, разделённой на три самостоятельных полевых отряда. Они работали автономно, независимо друг от друга на разных участках реки. В состав экспедиции входили также отдельные группы вспомогательных инженерно-геологических служб: лаборанток и камеральщиц, а также две поварихи, два курьера и, конечно, самый важный человек, не считая начальника экспедиции – завхоз.
От его расположения или неприязни зависело снабжение каждого конкретного члена экспедиции, то есть: какого качества, степени изношенности одежду, обувь и другую полевую экипировку получит тот или иной сотрудник экспедиции. Виктор Грабов был коренастым мужчиной среднего роста в возрасте около сорока лет. У него было широкое лицо с коротко подстриженной бородой и уверенный значительный взгляд тёмно-коричневых, почти чёрных глаз. Он был похож на бывалого полевика, как его представляют себе из фильмов обычные оседлые люди, больше, чем настоящие геологи. Если нужно было подписать какие-то бумаги в одной из организаций Москвы, то посылали именно его. Грабов был, как и большинство завхозов, человеком прижимистым, чем сильно раздражал геологов. Однако члены экспедиции старались с ним не ссориться, хотя многим очень хотелось.
Все разборки с ним оставляли на «потом», и занимались выяснением отношений уже в Москве. Зато после возвращения из экспедиции претензии высказывали ему почти все полевики. Во время дружеских пирушек практически каждый участник экспедиции почитал своим первейшим долгом выяснить с ним отношения и свести счёты. Поэтому почти все вечеринки не обходились без потасовок с его непременным участием. Наверное, поэтому он активно не любил послеэкспедиционных застолий в Москве, и под множеством благовидных предлогов старался отклонить лестные предложения об участии в очередной московской неформальной встрече с распитием горячительных напитков. Впрочем, такому развитию событий с ним кроме должности сильно способствовали далеко не лучшие личные качества Виктора: нечестность, неискренность, «забывчивость», хамство (с кем возможно), трусливость, – которые невозможно было скрыть от товарищей по работе в условиях изолированного небольшого коллектива в полевых условиях.