В тайге стреляют
Шрифт:
Отец при встрече с незнакомцами никогда не выказывал ни радости, ни огорчения, ни удивления. Это не в правилах охотника. Он был всегда сурово сдержан, немногословен. А Назарка во всем подражал отцу. Бойцы заулыбались, охотно последовали совету маленького хозяина небольшой, покосившейся юрты.
— Какой оголец! — одобрительно хмыкнул высокий рябой красноармеец.
— Молодец! — согласно кивнул его товарищ.
Назарке нравилось разговаривать с приехавшими о серьезном, тем более что слушали его внимательно. Во время беседы он хмурил брови, морщил лоб и незаметно поглаживал пальцами подбородок.
— Чье это
— Павла.
— Какого Павла?
— Тойон, сын Уйбаана, — терпеливо объяснял Назарка. — Весной сюда коров пригонят. Хотон дальше, на другом аласе. Там озеро хорошее. Сейчас сено к зимнику возят, кормов что-то шибко много сейчас брать стали...
— Лошадей кормить вволю и с собой взять сколько надо! — распорядился командир.
Уловив недоуменный взгляд Назарки, он заговорщицки подмигнул ему и пояснил:
— Не беспокойся. У нас с тойонами давние счеты. Скоро и с твоим Павлом сполна рассчитаемся, в долгу не будем.
В сторонке стоял высокий, кряжистый красноармеец и пытливо вглядывался в лицо подростка, словно припоминая что-то. Потом шагнул к нему и, все еще не веря, произнес:
— Никак Назарка?
Назарка вскинул на бойца глаза, присмотрелся и вдруг всплеснул руками.
— О! — удивленно воскликнул он. — Тарас!
Боец подхватил паренька под локти и легко подкинул. Назарка доверчиво приник щекой к его шершавому полушубку, пропахшему дымом костров. Этого человека он всегда вспоминал с каким-то особенно теплым чувством. Еще бы! Ведь он один посмел заступиться за Назарку! Он ощупывал заиндевелую шапку бойца, пятиконечную звезду, намертво пришитую к козырьку, заглядывал в голубые глаза, осторожно трогал усы, будто никак не мог увериться, что перед ним живой, настоящий Тарас.
— Правду говорят: гора с горой не сходится только! — заметил Тарас. Неожиданная встреча взволновала и его.
— Пойдем, пойдем! — Назарка потянул Тараса за рукав. — Большим гостем у меня будешь!
Боец улыбнулся, положил руку на плечо подростка и послушно зашагал к юрте.
— Вот ведь в какое время повстречались! — приговаривал он. — А помнишь, как хозяин уздечкой вразумлял тебя? Такое, брат, не забывается!.. Кончилась ихняя власть!
Красноармейцы набились в юрту, составили по стенам винтовки, развесили подсумки. Большинство стеснилось у буйствующего камелька, отогревая закоченевшие пальцы. Теснота была страшная, ороны сплошь завалены одеждой. Перед очагом образовалась гирлянда из шапок и рукавиц. Часть людей вынуждена была расположиться в пустующем хотоне. Все же не на морозе, не на пронизывающем хиусе.
— Ну, Назар Степанович, теперь рассказывай! — заговорил командир отряда Пешкин, когда четыре котла чаю унесли пустыми и со стола смели крошки. Некоторые якутские слова он произносил неправильно, и Назарка невольно улыбался.
— Чего рассказывать? — не понял он и вопросительно глянул на Тараса.
— Как живете?
— Раньше худо было. Отец уже на озера хотел укочевать. Теперь Павел вместо старого тойона Уйбаана. Он добрее огонера, продукты нам давал, мануфактуру, мне ружье подарил. Не просили — сам привез. Корову обещал, долги не спрашивает.
— Так, так. А где же отец?
— Сейчас он против красных воюет. Вы ведь знаете, к нам в тайгу идут красные. Лес хотят спалить, юрты отнять, — заученно перечислял
У него было такое выражение лица, точно какая-то беда с ним уже приключилась.
— Да-а, — протянул Пешкин, и брови его сдвинулись к переносью, — тойоны не дремали. Нас так уже успели разрисовать, что дальше некуда... Серьезнее, товарищи! — остановил он засмеявшихся было красноармейцев. Смех утих.
— Почему засмеялись? Разве я неправду сказал? — обиженно спросил Назарка.
— Ну и нагородил, — произнес Тарас. — Ведь мы те...
Но, поймав предупредительный знак Пешкина, осекся на полуслове и сделал вид, что его одолел кашель.
— Чего вы? — повернулся к нему Назарка.
Тарас замялся, подыскивая в уме, что ему ответить.
— Понимаешь, мы это уже слышали... Никак не пойму, что за человек догонял меня, когда я возвращался с переговоров. И свои же подстрелили... Контра агитирует!
— Про красных любой якут знает! — подтвердил Назарка и вздохнул.
Красноармейцы сразу смолкли, насупились, наступила длительная тишина.
Бойцы крепко спали, набросав на земляной пол толстым слоем сено, расстелив поверх него шинели и полушубки, положив головы друг на друга. Затухающий камелек иногда выхватывал из сумрака углов разметавшихся в живописном беспорядке людей. Лишь Пешкин еще сидел за столом, освещенный хилым светом огарка. Он неторопливо заносил в блокнот события минувшего дня. Окончив писать, командир задумался, упершись взглядом в тусклую, оплывшую пластину льда в окне. Свеча рассеяла по ней мерцающие точечки.
— Да, — тихо произнес он, точно подводил итог своим мыслям. — Разведка боем подтвердила наши предположения. Повстанцы вооружены плохо, но и не так слабы — голыми руками не возьмешь. Пулемет один... Теперь они решили, наверное, что мы выдохлись, и рискнут совершить налет на город, чтобы безраздельно господствовать в округе. Хорошо! В тайге их трудно взять.
За юртой изредка скрипел снег под ногами часового, да во сне всхрапывали и невнятно бормотали бойцы. Пешкин встал, спрятал записную книжку в нагрудный карман и начал пробираться к выходу, осторожно обходя и перешагивая через спящих. Тишина над землей висела такая, что звенело в ушах. Неясными набросками вырисовывались на фоне звездного неба оцепенелые деревья. Все представлялось в этот полуночный час каким-то призрачным, нереальным. В затиши лошади, похрустывая, жевали сено. Командир устало потянулся, полной грудью вдохнул морозный воздух и зашагал проверять посты. Враг близко. Он может сделать попытку напасть врасплох.
— Зорче смотрите, товарищи! — предупреждал Пешкин дозорных.
— Будьте спокойны, товарищ командир! — отвечали ему. — Беляки незамеченными не подойдут... На таком морозе не задремлешь. Смена только пусть не запаздывает. До костей жмет!
Возвратившись в юрту, командир пролез к столу, раскинул на ороне свой полушубок и лег. Заснул он моментально, будто споткнулся и упал в мягкую черную бездну.
После победы Павел на радостях отпустил нескольких отрядников домой погостить на пару деньков. В числе отпущенных оказался и Никифоров. Правда, сначала командир хотел строго наказать Степана за то, что тот так негодующе отнесся к убийству Хабырыыса. Но потом подумал: «По своим тоскует мужик, пусть попроведает» — и махнул рукой.