В те дни на Востоке
Шрифт:
– Вот именно! – тряхнул заплывшим подбородком Семенов. – Сдаваться, когда силами не померились, негоже. Это хорошо понял генерал Умедзу и убедил императора бороться до конца.
«Убедить-то он смог, – подумал Смирнов, – а вот сумеет ли победить».
– Как у ваших кавалеристов настроение? – Семенов откинулся на спинку стула, глубоко запрятав под мшистыми бровями настороженные глаза.
– Готовы, Григорий Михайлович, хоть сейчас скрестить свои сабли с врагом. Ждем приказа.
– Вот и отлично. Теперь недолго ждать
– Мало того, что удержались, еще и немцев разбили, – заметил Смирнов.
Лицо Семенова перекосилось от саркастической усмешки.
– Это уж, Яков Яковлевич, не заслуга Советской власти. Россия испокон веков била немцев. А вот с Японией ей не совладать. Куропаткин вон какую армию положил в Маньчжурии и без толку…
Утром атаман встал рано. Выйдя на улицу, он услышал сигнал побудки. Кавалеристы выбегали из казарм. Слышались команды унтер-офицеров. Семенов по старой привычке сделал несколько приседаний и задохнулся: покалывало сердце, ныла раненая нога. Ушло прежнее здоровье. Бодрую выправку сменила сутулость, сковала полнота. В этом году он много пережил. Весной похоронил молодую жену. Одиночество угнетало его, но от очередной женитьбы воздержался. Вот уж когда с Россией решится вопрос, тогда видно будет. А пока он вольный казак.
После завтрака, побрившись и надев генеральский мундир, Семенов со Смирновым отправились в штаб полка. Утро было солнечное. Кавалеристы скакали на лошадях через барьеры. Увидев начальство, солдаты первого эскадрона выстроились около своих лошадей. В японских фуражечках с маленькими козырьками, с саблями на боку, они дружно гаркнули в ответ на приветствие атамана. Все были рослые, статные. Родились здесь. О России имели представление только по рассказам отцов.
Семенов приблизился к вихрастому парню, эскадронному запевале Феде Репину.
– Откуда родом, молодец?
– Из поселка Оненорского, ваше превосходительство!
– Кто у вас поселковый атаман?
– Попов, ваше превосходительство!
– Как служба? Есть жалобы?
– Никак нет!
– Воевать не боитесь? Красные собираются напасть на нас.
– Пусть попробуют – как капусту порубаем!
– Молодец! – похлопал его по плечу Семенов и подошел к другому.
Высокий, жилистый, с казацкими усами кавалерист из поселка Чёльского немного растерялся: вместо «ваше превосходительство отрапортовал: «ваше благородие». Смирнов поправил его.
– Что окончил, братец? – спросил атаман.
– Начальную школу, ваше высочество! Семенов неловко улыбнулся.
– Ну, братец, я еще пока не высочество…
Большинство парней было из станиц и поселков, родители которых пришли из Забайкалья в гражданскую войну. Имели начальное образование, но
Когда Семенов закончил смотр эскадрона, кавалеристы продолжили занятия. На сытых, конях, с обнаженными саблями, они преодолевали препятствия и рубили чучела красноармейцев с раскрашенными звездами на касках. Искусным рубакой оказался Федя Репин, который снес несколько голов. За усердную службу атаман объявил ему благодарность.
Если бы не отсутствовал на занятиях командир эскадрона капитан Камацу, то Федя вряд ли получил бы такое поощрение. Камацу не любил кавалериста за его вольный язык. Докладывая капитану, Федя иногда вставлял какие-нибудь каламбуры на русском языке, а потом уже заканчивал по-японски, что происшествий никаких нет. Товарищи разражались смехом. Не раз за этот смех капитан охаживал Федю кожаным хлыстом. Зато вечерами, когда в казарме не было начальства, Репин распевал под балалайку такие частушки, за которые не отделался бы одним хлыстом.
Спустя несколько дней Семенов поехал в предгорье Хингана, где жили русские. Нужно было проверить боеготовность поселковых атаманов. Грунтовая дорога проходила по всхолмленной местности. На взгорьях зеленели густые заросли орешника. В широких долинах люди подвозили на лошадях копны, метали высокие стога. В густом знойном воздухе ощущались ароматы высохших полевых трав.
В полдень, когда июльское солнце стояло в зените, машина подкатила к поселку Оненорскому, что раскинулся в излучине речки То-чин. Лет двадцать назад здесь было несколько утлых китайских фанз. Теперь насчитывалось дворов сто пятьдесят. Дома большие, крестовые, с резными наличниками. За домами – просторные дворы, заставленные телегами, плугами, боронами. На улицах, поросших ромашками, бродили куры, гуси, лежали у заборов откормленные свиньи.
Семенову вспомнилась родная забайкальская станица Дурулгуевская, большой родительский дом. Кто-то чужой теперь живет в нем. Своих родственников он забрал с собой в Маньчжурию. И хотя никого из близких не осталось в станице, все-таки атаману хотелось посмотреть, что с ней стало при Советах…
Богато обжились на чужбине русские. У некоторых по пять коров, до десятка лошадей. Такие не управлялись с хозяйством своими силами, держали наемных работников. Власти Маньчжоу-Го поощряли зажиточных крестьян, видели в них экономическую опору империи.
Жили в поселке и японцы. Это сотрудники военной миссии и охранники бензинового и продовольственного складов.
Машина остановилась около дома поселкового атамана Попова. У тесовых ворот на лавочке сидела худенькая старушка, что-то вязала. Семенов подошел к ней.
– Батюшки! Никак Григорий Михалыч? – всплеснула руками старушка и проворно вскочила с лавки. – Вы что же, в гости к нам припожаловали?
– Нет, по делам приехал. А что, Петра Павловича дома нет?