В тебе моя жизнь...
Шрифт:
Марина взглянула на Ермилу, и тот сразу же подал знак одной из женщин в первом ряду. Та подошла к барыне и показала ей, как нужно срезать колосья, набитыми спелыми зернами. Сначала у Марины не выходило никак. Она знала, как для крестьян важен именно этот нетронутый кусочек поля, ведь по поверью от этого зависел урожай в следующем году, и старалась, как могла. Через несколько минут стало получаться срезать более аккуратно, и она обрадовалась невольно. Правда, довольно жарко припекало августовское солнце, да и черный шелк платья вовсе не подходил для работы в поле. Марина теперь понимала, почему женщины на жатве подбирали юбки и подтыкали их вверх, обнажая ноги. Она бы сама сейчас с удовольствием сделала бы тоже самое. Представив себе эту
Марина еле срезала последние колосья, что передавала той юной крестьянке, показавшей ей, как управляться с серпом, так ее распирал смех. Впервые за последнее время у нее на душе стало спокойно и отрадно, и она не сдерживала своих эмоций.
Она вместе с остальными радовалась ныне этому последнему сжатому снопу, хлопая в ладони и смеясь. А после подержала оставшуюся прядь пшеницы, пока все та же крестьянка плела косу, сама обвязала эту пшеничную косу лентой. Потом ей передали ломоть хлеба и маленький мешочек соли, и она опустилась на колени, чтобы подложить под косу эти дары, прижала косу плотно к земле руками, чувствуя сквозь легкую ткань перчаток покалывание колоса.
Закончив обряд, Марина протянула руку в сторону управляющего, намекая, чтобы он помог ей подняться. Мужская ладонь обхватила ее за локоть и легко подняла ее на ноги.
— Благодарю вас, Василий…, — она перевела глаза и увидела подле себя Сергея. Он стоял так близко к ней, что у нее вдруг вспотели ладони, и она поспешила вытереть их об юбку платья. Озадаченные крестьяне толпились позади него, переглядывались, переспрашивали друг друга, и она поспешила отпустить их в деревню.
— Ступайте в деревню, Ермило, — приказала Марина. Совсем уже другим тоном, не таким доброжелательным, как разговаривала с ними еще пару минут назад, и крестьяне вмиг стушевались, исчезла та атмосфера всеобщей радости, что буквально недавно царила на поле. Они постепенно стали расходиться, кланяясь Марине, офицеру, что так нежданно появился тут словно ниоткуда, и управляющему, явно недовольному всей этой суматохой.
Когда крестьяне удалились, а Василий Терентьевич по знаку Марины отошел поодаль, делая вид, что очень заинтересован скирдами пшеницы, что стояли в поле, она отвернулась от Сергея и медленно пошла по направлению к коляске, которая стояла на дороге.
— Тебя выпустили из крепости, — тихо проговорила она, стараясь унять сердце, что буквально выпрыгивало сейчас из груди.
— С большим трудом, — усмехнулся Сергей. — И я приехал поблагодарить тебя за твои хлопоты.
— О, совершенно не стоило, — деланно спокойным тоном проговорила Марина, пожимая плечами. — Ты ведь знаешь — `a charge de revanche [565] . А я была перед тобой в долгу.
565
долг платежом красен (фр.)
— Только не говори, что поехала к государю из долга, — раздраженно заметил Сергей, но Марина опять только пожала плечами в ответ. Они прошли почти до самой дороги, как вдруг она оступилась, угодив ногой в небольшую выемку, пошатнулась и едва не упала. Сергей успел подхватить ее за руку и удержал на месте. Это простое касание вдруг заставило кровь в ее жилах побежать быстрее, ее бросило в жар, захотелось вдруг прижаться к нему всем телом, прикоснуться губами его кожи, слегка соленой от пота.
— Тебе не стоило приезжать! — зло бросила Марина и вырвала руку из его пальцев так резко, что едва опять не упала, отшатнувшись от него. Предательство собственного тела настолько разозлило ее, что она с трудом переводила дыхание. О Господи, ее мужа только схоронили почти три месяца назад, а она едва сдерживает порыв, чтобы не броситься
Он ничего не ответил. Только прошел к дороге, встал к ней спиной, крутя в руках фуражку. По его напряженной спине Марина поняла, что задела его, но пойди она на поводу у своего желания подойти сейчас к нему, положить руку на его плечо, все только усложнилось бы. Ей не стоило делать этого. Отныне он чужой для нее. Чужой супруг. Смог же он отпустить ее строить свою жизнь с Анатолем, должна тогда отпустить его и она. У них нет ныне иного будущего, как врозь — ни совесть, ни честь не позволят им соединиться. А кроме того, есть еще тяжелое «Faites ainsi! [566] », брошенное ей тогда на прощание в кабинете государя, что не стерлось из памяти.
566
Тут: Пусть так и будет! (фр.)
Марина вдруг развернулась к полю и громко, совсем неподобающе для женщины, закричала:
— Василий Терентьевич! Allez! Allez! [567]
Сергей вздрогнул от этого неожиданного крика, в котором уже начали звучать истеричные нотки. Отчего так получалось — она весела и счастлива, но стоит появиться ему, как ее благостный настрой вмиг исчезает? Она выглядела такой радостной там, в поле, вреди этих крестьян. Он своим глазам не поверил, когда увидел, что она срезает колосья. Но ей это нравилось, судя по лицу, а значит, так и должно быть.
567
Едемте! Едемте! (фр.)
— Allez! Allez! [568] — снова закричала Марина, подгоняя своими криками спешащего к коляске управляющего. Он смотрел на Сергея так, будто он убивал его хозяйку, оттого она так истерично кричала ныне.
— Прекрати! — вдруг сказал Сергей тихо, но в то же время твердо. И она его услышала, замолчала. — Если ты хочешь, я уеду. Я и так не должен здесь быть. Но прежде, прошу тебя…
Он протянул ей руку ладонью вверх, словно прося ее руки. Он знал, что в нем внутри все пылало от острого желания коснуться хотя бы ее тонких пальчиков, прижаться к ним губами, пусть даже в вежливом отстраненном поцелуе.
568
Едемте! Едемте! (фр.)
Он мог бы сказать ей те слова, что вмиг заставили ее переменить решение, но Сергей не желал, чтобы она знала, памятуя их расставание тогда, памятуя расставание со своей женой неделю назад. Варенька снова плакала, кричала, что он виноват в том, что случилось, что ежели бы он выбрал крепость, то все было бы иначе. Но он таков, каков есть. Сидеть в четырех стенах не для него, ему нужен простор, свобода. С него и так хватило тех двух месяцев. Разве у него был выбор в этом случае?
— Вы совсем не жалеете меня, — рыдала Варенька. — Совсем. Мои слезы вызывают у вас только раздражение. Отчего вы так со мной? Отчего?
А Сергей только коротко отвечал, чтобы она успокоилась, что ничего худого не стряслось, что время пролетит совершенно незаметно, но успокоить его маленькую жену ему составило немало труда. А потом, когда она полулежала на софе подле него, положив голову ему на грудь, Варенька вдруг задумчиво произнесла:
— Даже если бы она была вашей женой ныне, вы все равно не выбрали бы крепость?
— Нет, не выбрал бы, — Сергей гладил ее по волосам, словно маленькую девочку, что нужно было успокоить после недавних бурных слез. — Я бы все равно поехал бы.