В тебе моя жизнь...
Шрифт:
Где-то в отдаленном углу комнаты тихо ахнула Агнешка. Анна Степановна же резко выпрямила спину и сжала с силой ладони.
— Боюсь, у тебя нет иного выбора, Марина. Ты станешь супругой графа Воронина, и это решено. По-другому и быть не может.
Их напряженный разговор переврал стук в дверь. Вошедший Парамон сообщил, что пришел доктор и желает видеть Анну Степановну.
— Меня? — удивилась та. — Он же видел меня нынче поутру, когда Марину осматривал. Он не сказал, по какой причине желает поговорить со мной?
— Нет-с, барыня, — ответил Парамон. — Что сказать господину? Вы не можете принять его?
— Приму. Проводи его в малую гостиную, — Анна
Марина уже более не сдерживалась, от резких слов матери слезы сами потекли по ее щекам. Почему она так жестока с ней? Сейчас, когда так болят открытые раны Марины? Когда так стонет сердце?
— Касаточка моя, — на постель рядом с ней опустилась Агнешка после того, как Анна Степановна вышла из комнаты. — Поплачь, голубка, поплачь… сердцу может полегчее станець…
— Как он мог оставить меня, няня? — спрашивала Марина сквозь слезы. — Как мог оставить?
— Это только Езус знает, дзитятко, только ен одзин, — Агнешка помолчала, а потом продолжила, запинаясь. — Я туточки к дому ягону ходила, дворню паспрашала. Скоро подвода с телом придзець. Службу тут, в Петербурхе, справяць и в имение ягоны увезуць. Там и в землю положуць.
— Узнай, в каком храме служба будет, милая. Хочу сходить. Пока гроб не увижу, не поверю, что нет его более рядом, — проговорила сквозь слезы Марина. — Не верю, Гнеша, до сих пор не верю. Мне видится, что меня кругом обманывают, что он ушел. Словно, он по-прежнему там, на Кавказе. Просто писем нет, и все. Ах, Гнеша, это ведь нам за грехи наши наказание! За ложь нашу, за обман родителей моих. Но слишком жестоко… слишком. Как жить, милая? Как же теперь… без него…, — ее сбивчивая речь напугала нянечку. Ей показалось, что у Марины опять жар начинается. Но нет — ее лоб был холодный, не было ни малейшего намека на возвращение болезни. — Гнеша, милая Гнеша, в монастырь мне надо. Грех замаливать свой да за него Господа просить. Чтобы ему там, где бы он ни был, хорошо да покойно было. Он обещал, что будем вместе (при этих словах Агнешка быстро перекрестилась), обещал забрать с собой. Там ждать буду… в тиши монастырской.
— Ах, дзитятко, — тихо вздохнула старая нянечка. — Нет нам дороги в монастыр-то.
— О чем ты, няня? И ты туда же?
Ничего не ответила Марине Агнешка. Лишь взяла ее ладонь и положила ту на живот ее.
— Тут, касатка моя, — прошептала няня, нежно улыбаясь ей. — Туточки у тебя жыцце новая. Туточки частичка каханага [141] твоего.
— О чем ты толкуешь? — Марина недоверчиво взглянула на нее.
— В тягости ты, милая моя. Дзиятко у тебя будзе, — а потом объяснила, видя ее недоумение. — Крови-то были в чэрвене [142] да мало, а в липене [143] совсем не было. Грудзи у тебя потяжелели, сосцы потемнели. В тягости ты, не иначе. Хорошо, что в гарачке не скинула. Видать, крепко за жыцце дзержицца…
141
любимого (бел.)
142
июне (бел.)
143
июле (бел.)
Ребенок.
Марина потрогала свой плоский живот. Даже не верилось, что где-то там внутри нее зародилась новая жизнь из ее и его любви. Плод их страсти. Как она не могла подумать о том, что может быть ребенок? Ведь у супругов всегда появляются дети…
Она откинулась на подушки и улыбнулась особой, блаженной улыбкой Агнешке, которая, заметив ее настрой, улыбнулась в ответ.
— Цяпер ты павинна берагчы не только сябе, но и яго, твое дзитя [144] , касатка моя, — она ласково провела ладонью по щеке Марины.
144
Теперь ты должна беречь не только себя, но и его, твое дитя (бел.)
Да, Агнешка права. Теперь она должна думать не только о себе, но и дите, которого носит в себе. С этой поры она ответственна за чужую жизнь. Подумать только, в ней теперь будет расти маленький человечек, соединивший в себе частичку Сергея и ее частичку. Человечек, который жить за ее любимого, покинувшего ее столь рано.
У Марины слегка закружилась голова от волнения, и она закрыла глаза, стремясь обуздать все те эмоции, что захлестнули ее при осознании того, что происходит сейчас в ее жизни. Теперь никто не сможет заставить ее делать то, что она не желает. Как только она поправит здоровье, то нанесет визит старому князю и расскажет ему, что Сергей ее венчанный супруг, а ребенок, которого она носит, — наследник рода Загорских. Марине казалось, что должно непременно быть так, как она задумала, и ином она даже не думала, в отличие от Агнешки, которая выразила сомнение, что князь вот так уж легко признает правнука.
— Ах, касаточка моя, не думаю, что яго сиятельство вот так сразу повериць тебе, — покачала она головой. — Что тогда робиць будем? Коли он не поверит тебе?
— Тогда я уеду в Ольховку и буду растить ребенка там, — уверенно заявила Марина в ответ. — Когда дитя будет постарше, повезу его старому князю. Он не сможет не уловить сходства, ведь каждое дитя берет чуточку от внешности своих родителей. Убеждена, что мой ребенок непременно будет схож со своим отцом. Их сходство будет лучшим доказательством правоты моих слов.
Агнешка покачала головой. Ей все же не верилось, что будущее Марины столь безоблачно, как та представляла себе. Не по правилам они соединили свои судьбы, нелегкая доля будет из-за этого у ее Мариши. Она вдруг подняла голову и прислушалась: в коридоре за дверью спальни явственно послышались чьи-то быстрые шаги. Кто-то спешно направлялся либо к ним, либо в соседние комнаты. Последнее, правда, было менее правдоподобно — там жили младшие сестры Ольховские, которые недавно ушли с горничной на прогулку в парк.
Дверь спальни Марины с грохотом распахнулась, с силой ударившись ручкой о стенку. На пороге стояла Анна Степановна. Ее лицо раскраснелось, она тяжело дышала, словно бежала не одну сажень. Марина не успела даже удивиться странному виду матери, как та резко оторвалась от косяка, к которому прислонялась на несколько мгновений, переводя дыхание, и быстрым шагом пошла к ее постели. Мать подняла вверх руку, и Марина увидела, что она сжимает в ней хлыст. Тут же, за какое-то мгновение до удара, ее верная нянюшка в одном движении накрыла девушку своим телом.