В тени луны. Том 1

Кайе Мэри Маргарет

Он должен сказать ей все, и на этот раз она бы поверила ему, и уехала назад, в Калькутту, а оттуда в Англию, вместо того, чтобы ехать в Лунджор. А это означает, что специальный уполномоченный стал бы задавать ему вопросы, и… «О, эти женщины!» — в растерянности подумал Алекс. И что на него нашло? Сейчас было совсем не время для того, чтобы позволить юному, беззащитному и напуганному созданию встать между ним и его карьерой. И все же…

Люди парами проходили мимо, разговаривая и смеясь, но он не оборачивался на них, и никто из них не пытался потревожить его. Теперь большинство людей снова переместились к главной смотровой

башне, и он остался наедине с лунным светом, блестящей и широкой рекой, мерно катившей внизу свои воды между призрачными песчаными берегами и белой цаплей, мягко опустившейся на стену в дюжине ярдов справа от него.

На дальнем конце стены кто-то пел под мандолину: «Где цветы, что собирали мы утром?» Заунывная баллада, которую последний раз он слышал в Англии. Затем до него донеслись звуки легких шагов и шуршание женского платья. Цапля взмахнула серебряными крыльями и улетела в ночь, а шаги замерли совсем рядом с ним. Алекс затушил сигару о камень, бросил ее вниз и поднялся.

Лицо Винтер казалось лишенным каких бы то ни было красок в белом лунном свете. Она прерывисто дышала, так, словно только что бежала. Облегающая жемчужно-серая амазонка, которую она надела сегодня вместо платья с кринолином, подчеркивала красоту ее фигуры и делала ее выше. Она не могла сдержать детскую дрожь в губах или спрятать боль в глазах, и Алекс, глядя в ее освещенное полной луной лицо, сам при этом оставаясь в тени, чувствовал странную тяжесть в сердце и раздражение.

— Вы знали, что случилось с Конвеем, не так ли? — сказала она быстро и почти прерывистым голосом, стараясь казаться спокойной. — Вы все время об этом знали. Вы могли мне об этом сказать, даже если он не хотел, чтобы я об этом знала. Я имею право знать! И все эти недели я думала… я думала…

Ее голос прерывался, и Алекс сказал отрывисто:

— Однажды я пытался сказать вам это, но вы не захотели слушать.

— Вы никогда не говорили мне об этом! В тот день, когда вы сообщили мне, что он приехать не сможет, я спрашивала вас, не случилось ли с ним что-нибудь, и вы ответили, что нет. Я спросила вас сегодня…

— Прошу прощения, — сказал Алекс, почувствовав некоторое и жалость к ней. Ему не пришло в голову поинтересоваться, откуда ей стало обо всем известно. Достаточно было того, что теперь она узнала правду, но не от него. И все же тот факт, что она доверяла ему, и хотела услышать правду именно от него, больно ранил его.

— Вы знали причину, почему он не приехал встретить меня в Калькутту. Вы также получили от него письмо. Он должен был рассказать вам об этом.

Алекс внезапно нахмурился.

— О чем вы?

— О, я понимаю, он не хотел, чтобы я знала. Мистер Кэррол рассказал мне. Он думал, что причинит мне этим страдания, и… и он хотел пощадить мои чувства. И я знаю, он не хотел, чтобы я увидела его таким… — ее голос замер, она внезапно задохнулась от возмущения, ее глаза расширились. — Почему… Как он мог подумать, что я отвернусь от него, больного, только из-за его изменившейся внешности! Он должен был знать, что этого никогда не случится! Но он так плохо знает. А вы все знали! Вы-то должны были понять, что я вовсе не такая. Вы должны были сказать мне…

Алекс резко оборвал ее на полуслове:

— Мы, кажется, друг друга не понимаем. Кажется, я понял, что не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Что сказал вам мистер

Кэррол?

— Он сказал мне правду. Что Конвей все это время был болен.

— Болен?

Подбородок Винтер судорожно задрожал.

— Надеюсь, вы не собираетесь отрицать, что знали об этом?

— Я непременно должен это сделать, — решительно проговорил Алекс, — хотя, думаю, его состояние можно назвать и так. Может быть, вы будете настолько любезны, и расскажете, что в точности сообщил вам мистер Кэррол?

Винтер повторила рассказ. Ее голос подрагивал от возмущения и упрека.

— Я… Я полагаю, что вы хотели, как лучше, — закончила она, — но вы должны были знать, что я предпочитаю знать правду. Я не думала, что вы такой…

Она не договорила и закусила губу, а Алекс сказал отрывисто:

— Вы правы. Я должен был сказать вам правду. Хотите ли вы услышать ее теперь?

— Теперь я ее уже знаю.

— Нет, не знаете. Нет… — он резко протянул руку и схватил ее за запястье, когда она хотела уйти. — На этот раз вы не уйдете до тех пор, пока я не скажу вам всего, что должен был сказать.

Она яростно дернулась, но сильные пальцы Алекса крепко сжимали ее запястье; она поняла, что без унизительной борьбы ей не освободиться, и прекратила сопротивляться.

— Очень хорошо. Я вас выслушаю.

Он отпустил ее руку. Винтер стояла перед ним, прерывисто дыша и потирая запястье. На ее лице были написаны сомнение и боязнь услышать что-то еще.

— Мистер Бартон не болен, — начал Алекс. — А если и болен, то не в традиционном смысле этого слова.

— Что… что вы имеете в виду? — эти ее слова были произнесены почти шепотом.

— Я имею в виду, — сказал Алекс с грубой прямотой, — что мистер Бартон страдает злоупотреблением алкоголем, наркотиками и женщинами.

Винтер внезапно не хватило воздуха, она судорожно вздохнула и обернулась, снова пытаясь убежать, но Алекс и на этот раз оказался проворней ее. Он поймал ее за руку и повернул к себе лицом.

— Прошу меня простить, но вы дослушаете меня до конца. Я уже говорил вам однажды, что Бартон не тот человек, который подходит вам в мужья. Распутник и пьяница — неподходящий муж и для любой другой женщины, если уж на то пошло. Он не приехал в Англию из боязни предстать перед вашей семьей в таком виде, уверенный в дальнейшем расторжении помолвки. Я не знаю, почему он не встретил вас в Калькутте. Возможно, все по той же причине. Тем не менее, я знаю что похмелье, если не что-нибудь похуже, помешало ему приехать сегодня в Дели. Он был не в состоянии держаться на ногах, когда я видел его в последний раз.

Он отпустил ее руку, но Винтер не двигалась. Она стояла молча, глаза ее были широко раскрыты, и Алекс снова почувствовал удивительную боль в сердце.

— Ну, теперь вы знаете правду, — сказал он резко, — и вольны уехать в Калькутту и возвратиться в Европу с первым же рейсом.

Она не ответила ему; следующее мгновение, казалось, тянулось целую вечность. Мангуст пробежал по парапету, и, увидев двух неподвижно стоявших людей, распушил свой хвост и нырнул в тень с тихим яростным криком. Ни один из них не решался двинуться или заговорить, а отдаленно, в подлунной тишине звучали нежные слова песни и грустная мелодия доносилась с другого конца стены. Звучание дюжины голосов, смягченное расстоянием, наполняло ночь странным ностальгическим волшебством.