В тени Нотр-Дама
Шрифт:
— Лейтенант, вы стражник или сплетница? Клянусь душой моей давно убиенной матери, я еще никогда не слышала так много болтовни за один вечер!
— Ваша вина, уважаемая Марго. Так как вы отказываете нам в фактах о Вийоне, нам приходится строить предположения.
Марго ударила кулаком по столу и пьяно воскликнула:
— Нет никаких фактов!
— Не философствуйте, это вам не идет, — иронично произнес Фальконе.
— Шпильман! — Марго поманила кудрявую голову к нашему столу; мне бросилась в глаза странная форма его лютни, как голова козы или скорее коня, сверкающая как серебро. — Шпильман,
Музыкант ударил по струнам — левой рукой, и запел чистым голосом:
Того Ты упокой навек,Кому послал Ты столько бед,Кто супа не имел в обед,Охапки сена на ночлег,Как репа гол, разут, раздет —Того Ты упокой навек!Кто его не бил, не сек?Судьба дала по шее, нет,Еще даст — так тридцать лет.Кто жил похуже всех калек —Того Ты упокой навек!Того Ты упокой навек,Кому послал Ты столько бед… [35]35
«Рондо» Ф.Вийона — в переводе И. Эренбурга (прим. ред.)
Левушка, которую я прежде не заметил, танцевала под пение шпильмана вокруг нашего стола. На миг я подумал, что знаю девушку, вижу очаровательную Эсмеральду перед собой. Но танцовщица, которая высоко поднимала свою пеструю юбку и стройные ноги, походила на египтянку только возрастом и фигурой.
Ее кожа и волосы были гораздо светлее, красивое лицо немного круглее, глаза светло-карие. И все же ощущение доверительности не хотело меня оставлять. Я не знал девушку, но в то же время чувствовал, что встречал ее где-то.
Танцовщица, закружившись в танце, вдруг споткнулась и упала ко мне на руки. Теперь я с явным удовольствием подхватил ее, вдохнул сладкий аромат ее разгоряченного тела. Взгляд ее глаз мог воспламенить мужчину, но я подумал, что увидел в их глубине доверие. Всего один миг — и она уже вырвалась от меня с поспешными извинениями и со смущенной улыбкой и исчезла в проходе в сопровождении шпильмана.
— Никаких фактов, но милая песня, — вздохнул Фальконе и пустил серебряный грош кружиться по столу. — Возьмите этот турский ливр для шпильмана и танцовщицы, Марго.
Хозяйка трактира сцапала монету и скептически рассмотрела ее.
— Что за времена, если уже стража расплачивается фальшивыми деньгами? — забрюзжала она и бросила турский ливр презрительно на стол.
— Фальшивая монета? — спросил я удивленно.
— А то! — прорычала Марго. — Я вижу уже по весу. Кроме того, грош по краям исцарапан, внизу под серебром проглядывает дешевая медь.
Я поднес ближе монету и увидел медь под царапиной, хотя не сумел определить разницу в весе.
— Маленькая проверка, — Фальконе вытянул губы в извиняющейся улыбке. — Хотел посмотреть,
— Почему именно я?
— Говорят, толстуха Марго в курсе всего, что происходит на острове Сены. А большинство фальшивых грошей появились на острове.
Марго пожала округлыми плечами:
— Времена, когда литейщики и весовщики рассказывали мне о своих делах, прошли. Я ничего не знаю о фальшивых монетах и ничего — о крапленых картах.
Фальконе поднял выше десятку:
— Почему крапленых?
— Если рисунок на обратной стороне внимательно рассмотреть, то вы увидите, что черточки в углах немного толще. Карта принадлежит не только убийце, но и шулеру. И не рассказывайте мне, что это для вас новости, мой хитрый страж порядка!
— Вовсе нет! — Фальконе спрятал игральную карту и грош. — Но у вас я надеялся получить намек, кто прячется за подделками.
— Вы предполагаете какую-то связь?
— Считаю возможным. Кто подделывает одно, находит, возможно, удовольствие и в другом. Как и кокийяры, которые были задействованы в самых разнообразных делах.
— Опять ваши «братья раковины»! Словно Париж не мог предложить других подлецов.
— Отнюдь, целую кучу. Нам в Шатле никогда не придется выстраиваться в очередь в поиске работы на Гревской площади. Клопен Труйльфу и ватага его нищих совсем не дают нам покоя; целая армия, как когда-то давно — кокийяры. И так же герцог Египта может внести в ближайшее время существенную лепту. Да и о кайманах и кротах не нужно забывать.
Оба последних понятия были мне незнакомы, и я попросил Фальконе объяснить.
— Кайманы хватают детей на улицах или из домов их родителей и отдают нищим. С обрубленными руками и выколотыми глазами или обваренными лицами малышей делают калеками и рабами.
— Какой ужас! — воскликнул я. — Худшего и вообразить себе нельзя.
— Почему же, — возразил Фальконе, — кроты. Банда, о которой мы знаем все равно, что ничего.
— Чем они промышляют? — спросил я, испугано и одновременно заворожено.
— Убийством, бесшумными убийствами темной ночью. Убийцы передвигаются в темноте с уверенностью кротов, которые прорывают себе ходы под землей.
Марго поднялась.
— Значит, лейтенант Фальконе, вам вовсе не нужен Вийон, Париж и без того дает вам постоянный заработок. Простите, если я сейчас вновь займусь делами таверны. И сэкономьте ваши фальшивые деньги, вы гости толстухи Марго.
Только она ушла, Фальконе махнул рыжеволосой девице.
— Еще вина, месье?
— Нет, мяса!
Он посадил ее себе на колени и положил руки на грудь.
— Марго пригласила нас. У тебя есть сестра для моего молодого друга и милая комнатка на ночь?
Я встал и сослался на сильное утомление и уйму работы, которая поджидала меня. Нет, у меня не было настроения для женщин. Маленькая танцовщица, которая так неожиданно споткнулась и упала в мои руки, могла бы легко разжечь огонь во мне. Но мне не нравилось все глубже заходить в расставленные сети Фальконе. Кроме того, я кое-что у себя припрятал под камзолом, чего ему не следует видеть.