В тени пирамид

Любенко Иван Иванович

Заиграл оркестр. Увертюра знаменитой комической оперы полностью поглотила пространство, и минуты пленительной музыки наполнили души зрителей. Вскоре занавес колыхнулся и, точно живой, пополз вверх. Подул театральный ветер, и почудилось, что присутствующие оказались в Нормандии в конце царствования Людовика XIV перед средневековым замком, в котором поселилось привидение.

Неожиданно в зале появился городовой. Он прошёл в партер и, наклонившись, что-то шепнул полицмейстеру, который поднялся и вышел. За ним поспешил и его помощник. Потом опустело место камерного товарища прокурора [20] ,

следом удалились прокурор первого участка и судебный следователь по важнейшим делам Славин.

20

Прокурор Ставропольского окружного суда возглавлял прокуратуру Ставропольской губернии. Его первым заместителем был камерный товарищ прокурора, а товарищи прокурора отвечали за прокурорский надзор в 1-м и 2-м участках г. Ставрополя и в уездах Ставропольской губернии. Обычными обязанностями товарища прокурора были поддержание обвинения в суде и надзор за следствием.

Не успело закончиться первое действие оперы, как всё тот же городовой навестил ложу купца Папасова. И последний, сказав что-то жене, тотчас её покинул.

«По всем вероятиям, в городе стряслось что-то невообразимое», – мысленно рассудил Ардашев, спускаясь в буфет во время антракта. Но Ставрополь – город небольшой, и новости разбегаются быстрее, чем тараканы от света керосиновой лампы.

Заказав рюмку коньяку, Клим оказался свидетелем разговора небольшой компании, расположившейся рядом с ним.

– А слышали, господа, что украденная картина купца Папасова нашлась, – вещал высокий господин с козлиной бородкой, попивая кахетинское № 8.

– Так то не картина была вовсе, а всего лишь рисунок, – вторил ему другой зритель с уже пустой рюмкой коньяка «Харди» [21] .

– Эскиз Леонардо да Винчи стоит дороже, чем десяток полотен Айвазовского или Сурикова, – блеснул знанием учитель словесности второй мужской гимназии.

– И кто же вор? – вопросил бухгалтер Ставропольского отделения государственного банка.

21

Этот коньяк поставлялся в Россию не только во второй половине XIX в., но и сейчас продаётся в нашей стране.

– А вот ни за что не догадаетесь, – усмехнулся любитель кахетинского, – первая скрипка оркестра нашего театра музыкант Несчастливцев Роман Харитонович.

– Не может быть! – покачал головой учитель словесности. – Он же в церковном хоре Казанского собора регента замещал… Да и потом, первая скрипка – это практически второй человек после дирижёра. Он проверяет строй оркестра и ведёт репетиции.

– То-то и оно, господа, то-то и оно, – вздохнул обладатель козлиной бородки и добавил: – Совесть его замучила, вот и наложил грешник на себя руки, оставив предсмертную записку.

– Господи, да откуда вам это известно? – с недоверием выговорил любитель «Харди».

– Только что узнал все подробности от гобоя… ну, то есть от соседа, что на гобое тут играет. А ему шепнул на ухо дирижёр, которому об этом событии поведал директор театра, а того сам полицмейстер известил.

– А я понять не мог, почему первая скрипка так неуверенно вела партию во втором акте, – вздохнул бухгалтер. – А тут вон оно что!

– Ничего удивительного, – выговорил учитель словесности. – Попробуй-ка сыграй с листа,

да ещё без подготовки.

Раздался первый звонок.

– Что ж, господа, пора, – заметил главный рассказчик и направился в коридор.

Клим молча допил свой «Мартель» и вслед за разговорчивой компанией зашагал к лестнице, ведущей на балкон.

Глава 5

Самоубийство на Второй Станичной

I

Перед каменными воротами с тяжёлыми арками, украшенными навершиями в виде двух фигурных столбиков по краям и каменной тумбой посередине, стояли четыре казённых экипажа, окружённые толпой любопытного люда из соседних дворов.

Небольшая комнатка дома № 44 на Второй Станичной улице никогда ещё не видела такого количества чиновничьего люда в форменных мундирах, как сегодня. Товарищ прокурора первого участка [22] и помощник начальника полицейского управления уже имели «удовольствие» лицезреть место происшествия и теперь дымили папиросами у входа, иногда заглядывая в комнату и перебрасываясь словами с теми, кто там, к их вящему сожалению, находился.

Следователь расположился за скрипучим столом, застланным штопаной скатертью. Тут же стоял пустой чайный стакан и недопитая бутылка мадеры «Бауэр». В дверях, рядом с умывальником, курил участковый пристав, а у ворот дома дежурил городовой, разгоняя время от времени толпу любопытствующих обывателей, точно кур. Окна комнаты были распахнуты, но и это не спасало от убийственного рвотного запаха.

22

Обычно прокурор не выезжал на место происшествия, но в особо важных случаях мог и присутствовать, не мешая работать судебному следователю.

Виновником сего собрания был тот самый скрипач театрального оркестра, носивший удивительно подходящую для него фамилию Несчастливцев. Музыкант лежал на кровати, свернувшись калачиком, как и подобает мертвецу, испытывающему предсмертные муки боли в желудке. Он был в поношенном пиджаке, мятой сорочке, брюках, испачканных испражнениями, и кожаных чувяках. На полу валялась грязная подушка. Широко раскрытые остекленевшие глаза смотрели в угол комнаты. На губах и под носом виднелись характерные, уже высохшие пенные разводы, встречающиеся при отравлении сильнодействующим веществом.

Над несчастным склонился судебный медик-эксперт Журавлёв – толстый господин в котелке, с усами и бритым подбородком. Время от времени, он делал карандашные пометки в блокноте, прикрывая иногда свой нос рукавом сюртука.

Хозяин дома, сдававший покойному скромное жильё, разволновался не на шутку. Он то вытягивал руки по швам, то кашлял в кулак, стоя перед судебным следователем Славиным, заполнявшим первую страницу протокола допроса свидетеля. Напротив, на стоявшем в углу буфете, лежал чёрный скрипичный кофр.

– Фамилия, имя, отчество? – спросил Николай Васильевич.

– Подшеваев Тимофей Афанасьевич.

– Год рождения?

– В сорок четвёртом годе на белый свет явился.

– Сословие?

– Мещанин я. Скобяную лавку держу на Нижнем базаре.

– Комнату скрипачу давно сдаёшь? – не отрывая взгляда от протокола, спросил следователь.

– Почитай уже четыре года как, ваше… ваше… я в чинах не силён, господин следователь, – извинительным голосом выговорил мужик с рыжей бородой и усами.