В тихом омуте
Шрифт:
– Какой, к чертям, прабабки? Юль, это ты всю эту ахинею раздула?
Юля отступила от бывшего свекра на пару шагов, потому что он слишком на неё напирал своей фактурой. Вряд ли на эмоциях это осознавал, но напирал.
– Семья, значит, ваша, а раздула я? – решила удивиться Юля. – К тому же, что вас так волнует? Напишут они про дом,и напишут. Игнат разрешил.
– ?х, Игнат разрешил!..
– Да, Игнат. Ваш старший сын. Это его дом,и он разрешил.
Николай Васильевич снова сделал к Юле шаг. Сверлил
– Зачем ты лезешь туда, куда тебя не просят? Что ты болтаешь на каждом углу?
– О чём я болтаю?
– решила удивиться Юля.
– Все и без меня знают и понимают, что к чему. И вам ли не знать, Николай Васильевич, что я сплетничать не приучена. Не надо на меня перекладывать свою вину… за что-то в своём прошлом. Меня, кстати,тогда еще и на свете не было, когда вы это натворили, а теперь виноватых ищите! И почему-то виноватой оказалась я!
– А кто? Ты всё разнюхивала, выискивала, всё кого-то жизни научить пыталась!
– Никогда я не пыталась никого учить, - воспротивилась Юля. – А вы, вместо того, чтобы меня обвинять, лучше бы с сыном встретились и поговорили. Игнат тоже ваш сын, кстати!
– А ты нас с ним спросила, хотим ли мы разговаривать друг с другом?
– Тогда зачем вы сюда пришли? Спрячьтесь опять за забором своего дома и выжидайте. Когда все забудут. Вот только не забудут. И это не я сделала, а вы.
– Ты просто глупая девчонка! Ты в жизни не смыслишь ничего, - обвинил он её.
Юля якобы безразлично пожала плечами.
– Я научусь, если чего-то не понимаю. Но точно никогда не стану обвинять невинного ребёнка в своих грехах и ошибках. И шпынять его долгие годы,только потому что мне, взрослому человеку, за себя стыдно или перед людьми неудобно! – Юля выдохнула Тетерину в лицо всё, о чём так долго думала и тоже просверлила того гневным взглядом.
Николай Васильевич подозрительно прищурился.
– А ты почему его защищаешь?
– А потому что я его люблю. И не надо так на меня смотреть, будто мне стыдно должнo быть. Стыдно должно быть вам.
Из-за поворота показалась машина Игната, и Юля заставила себя выдохнуть и, хотя бы внешне успокоиться. Игнату не нужно было видеть, что они с его отцом ссорятся. Но и навесить на лицо даже дежурную улыбку, Юля не смогла себя заставить. Они с Николаем Васильевичем замерли друг перед другом, скрестив взгляды, как шпаги. И всё-таки напряжение висело в воздухе, потому что Игнат, как только вышел из машины, поинтересовался:
– Что происходит?
Юля повернулась к нему, всё-таки выдавила из себя улыбку:
– Твой отец решил поинтересоваться, для чего вокруг дома журналисты кружат.
Игнат кинул на отца суровый взгляд.
– Ну, кружат и кружат. В чём проблема?
А Тетерин повернулся и решительно потребовал ответа:
– Что за ерунду вы придумали с какими-то
Игнат зловеще хмыкнул.
– Мы не придумали.
– Если вас интересует дневник Марты, Николай Васильевич, мы можем вам его предоставить. Мы нашли его в однoм из сундуков вашей бабушки. Она хранила его всю жизнь. Там ещё и фотографии есть, кстати, вашего прадеда с семьей тоже. Игнат похож на него.
– Ты всё придумала?
– Я нашла, – терпеливо поправила его Юля.
– Это, между прочим, официальный исторический документ. Его проверили на подлинность, прежде чем подвергать огласке на всю область. Оспорить или доказать, что я придумала, вряд ли получится.
– Но он попробует, не сомневайся, – сказал Игнат, глядя на отца. – И дело совсем не в дневниках и сундуках. Всё дело во мне. Да, бать?
Николай Васильевич глянул на старшего сына нетерпимо, наверное, готов был его одёрнуть, что-то сказать, но слов у него не нашлось. Игнат открыто назвал его отцом, на улице, а спорить и проявлять привычную строптивость больше не получалось.
– Хотя бы понятно теперь на кого я похо?, – добавил Игнат, поняв, что отец собирается уходить. И уже в спину ему проговорил: - Ты бы у матери прощения попросил.
– Не тебе меня учить, – буркнул Тетерин и направился от них прочь тяжёлой, грузной походкой прибитого жизненными обстоятельствами человека.
Юля смотрела ему вслед, не до конца понимая, что чувствует. Злость или досаду за чужое упрямство. Игнат заметил её расстроенное лицо и спросил:
– Ты же не ждала, что он вдруг воспылает отцовскими чувствами?
– Не знаю, чего я ждала. Но явно не откровенной агрессии.
– Представляю, что сейчас дома у них творится. Настоящий траур. Я оказался отпрыском Тетериных.
– Игнат сказал это и тут же фыркнул: - Самого в дрожь кидает.
Юля кинула на него укоряющий взгляд.
– Хоть ты не уподобляйся. А, вообще, вы даже в этом с Николаем Васильевичем похожи. Никогда ни с чем не соглашаетесь. Только с самими собой.
Игнат вдруг важно кивнул и улыбнулся.
– Да, я такой. Упёртый. Всё, как бабка и говорила.
– Он обнял Юлю рукой за плечи. Заглянул в глаза: - Правда, расстроилась?
Она качнула головой, сбрасывая с себя неприятный осадок, оставшийся от разговора с бывшим свекром. Всех разом было и жалко, и злило чужое упрямство, и, главное, непонятно, что со всем этим делать. Но ведь когдa-то всё должно успокоиться? И родные по крови люди смогут сесть и поговорить. О чём-то договориться.
Или не смогут? Из-за своего семейного, врождённого упрямства и непримиримости.
– Как прошло с журналистами?
– Дом их впечатлил. Предлагают устроить выстав?у. С фотографиями, старой мебелью, нарядами из сундуков и некоторыми ценными вещами, что бабушка твоя собирала.