В тихой гавани
Шрифт:
Не в силах выдавить из себя ни слова, Мэтт долго смотрел на нее.
– Господи! Прости, Пип. Мне очень жаль. Какое счастье для твоей мамы, что у нее есть ты.
– Да, наверное, – задумчиво прошептала Пип, но без особой убежденности в голосе. – Но ей все равно тяжело. Она все время сидит у себя в комнате. – Кто знает, горевала бы мать, если бы погиб не Чед, а она, Пип? – Мама очень его любила, и смерть Чеда разом подкосила ее.
– Еще бы! И я бы горевал.
В свое время Мэтт тоже считал, что у него не хватит сил жить. Но разве его несчастье
– Она ходит на какие-то групповые занятия в городе, чтобы поговорить о своей беде. Но не думаю, что это помогает. Мама говорит, там у каждого свое горе.
Полная чушь – рассказывать о своих бедах таким же горемыкам, как ты сам, но Мэтт знал, что в наши дни подобная практика – обычное дело. Вряд ли она могла помочь справиться с тоской.
– Мой папа был вроде как изобретатель. Придумывал всякие штуки. Конечно, я не очень понимаю, чем он занимался, но, наверное, у него здорово получалось. Мы ведь сначала были очень бедные, знаете ли, а когда мне исполнилось шесть лет, папа с мамой купили большой дом, а потом папа купил еще и самолет.
Крупицы информации от Пип сами собой складывались в достаточно ясную картину. И хотя Мэтью не совсем понимал, чем занимался ее отец, но в общих чертах ему стало ясно.
– Чед был почти такой же умный, как папа. А я пошла в маму.
– И что это значит? – Мэтт невольно заинтересовался ее словами. Сам-то он давно уже решил, что Пип на редкость развитый ребенок, к тому же для своих лет она умела поразительно четко формулировать мысли. – Ты тоже умная, Пип. Очень умная. Наверное, как твои папа и мама.
Ему казалось, что она невольно сравнивает себя с талантливым старшим братом, который наверняка хорошо разбирался в том, над чем работал их отец. Несправедливо, когда ребенок чувствует, что в глазах родителей он второго сорта.
– Папа с моим братом часто летали вместе, – как будто не слыша его, вдруг добавила Пип.
Скорее всего малышке просто нужно выговориться. А если ее мать в таком состоянии, то бедняжке, вероятно, попросту не с кем поговорить, разве что с этой ее крестной, которая приезжала со своим малышом.
– Чед вечно твердил, что, дескать, ненавидит его, но это неправда. Просто он часто злился на отца.
– Что ж, в пятнадцать лет злиться – обычное дело, – с мягкой улыбкой проговорил Мэтт, хотя и не был так уж уверен в этом.
Собственного сына он не видел вот уже почти шесть лет. В последний раз, когда они встречались с Робертом, ему было двенадцать. А Ванессе десять.
– А у вас есть дети? – полюбопытствовала Пип, словно прочитав его мысли.
– Да. – К чему такой крохе знать, что он не видел детей шесть лет? Да и как ей это объяснить? –
Они жили там вот уже почти девять лет, и прошло почти три года, как он смирился с этим. Окончательно его убедило их молчание.
– А где это? – удивилась Пип. Она никогда не слышала о Новой Зеландии. Или один раз все-таки слышала? Наверное, где-то в Африке, решила она. В общем-то, это не так уж ее интересовало, но ей не хотелось, чтобы Мэтт обиделся.
– Очень далеко отсюда. Только самолетом лететь больше двадцати часов. Они живут в городе, который называется Окленд. Наверное, им там хорошо. – Куда лучше, чем он решился бы признать.
– Должно быть, вам очень грустно, раз они так далеко. Наверное, вы скучаете. Я тоже скучаю по папе и Чеду, – прошептала она, украдкой смахнув повисшую на ресницах слезинку, и сердце у Мэтта облилось кровью.
Они встретились всего второй раз и уже столько знали друг о друге! Оба забыли о рисовании. Пип не спросила, видится ли он с детьми, она решила, что это само собой разумеется. Но в любом случае ей было ужасно жаль его, ведь они так далеко!
– Я тоже скучаю по ним. – Встав со стула, Мэтт уселся на песок рядом с ней.
Маленькие босые ноги Пип зарылись в песок, и она с печальной улыбкой разглядывала их.
– А какие они? – Похоже, ее снедало такое же любопытство, как и Мэтта – ведь ему тоже хотелось побольше узнать о ней. А потом так естественно – спросить об этом.
– У Роберта темные волосы и карие глаза, как у меня. А Ванесса – блондинка с голубыми глазами. Она очень похожа на свою маму. А ты на кого похожа? У кого из твоих родителей рыжие волосы?
Пип покачала головой и смущенно заулыбалась.
– У моего папы были такие же темные волосы, как у вас, и голубые глаза. И у Чеда тоже. А у мамы волосы светлые. Мой брат раньше вечно дразнил меня морковкой – из-за моих волос.
– Забавно, – пробормотал Мэтт, осторожно коснувшись ее пламенеющих волос. – Только, по-моему, ты как-то не очень похожа на морковку.
– Еще как похожа! – гордо отрезала она. Теперь ей даже нравилось прозвище брата, потому что оно напоминало о нем. Теперь, когда он погиб, она скучала по его вечным подначкам. Так же, как и Офелия – по Теду, каким он был в последние годы. Просто диву даешься, по чему начинаешь скучать, когда человека уже нет!
– Так мы будем сегодня рисовать? – встряхнулся Мэтт, решив, что на сегодня достаточно горьких воспоминаний.
На лице Пип отразилось явное облегчение. Конечно, ей хотелось рассказать ему обо всем, но она не думала, что это будет так тяжело.
– Да. Я бы с удовольствием, – застенчиво прошептала Пип, подняв листок ватмана.
Мэтт снова устроился на стуле. Следующие час или два они обменивались ничего не значащими фразами, которые не содержали ничего личного. Им стало на редкость уютно вместе, в особенности сейчас, когда каждый из них знал о несчастьях, выпавших на долю другого. Для обоих это было важно.