В тот день…

Вилар Симона

– И впрямь – зачем? Но мне это все равно.

Однако Радко уже не мог удержаться и продолжал:

– Я ведь думал, что полюбила меня краса Мирина. А я… Ну, она знала, как меня к ней тянуло. Она же… Она попользовалась мной и все. Я хотел все выяснить, хотя бы переговорить с ней, потому искал встреч, удерживал ее, но она тут же Дольме на меня стала жаловаться. Словно и не было у нас ничего…

– Ей ребенок был нужен, – спокойно произнесла Яра. – Не ты, не твоя любовь, а дитя, чтобы Дольма не попрекал ее бесплодием. Озар вон говорил, что Дольма сам был бесплодным. Не знаю, что там у них в супружеской спальне было, но Мирина что-то подобное заподозрила. Вот и решила с тобой сойтись. Да ты и сам наверняка

все это понял. Я помню, как ты рассмеялся, когда она во всеуслышание объявила, что непраздна.

Радко опустил голову, застонал.

– Да все я понимаю. Но как подумаю, что ее так страшно убили… Да еще с дитенком в утробе… Это тоже Озар?

– Он. Озар уверял, что я убила госпожу, чтобы та не выгнала меня. Но разве я раньше не поговаривала, что сама уйду, когда Дольма грозился меня Вышебору сосватать? И ушла бы. Поверь, угрозы Мирины меня не сильно испугали. Больше расстроили. И я не стала бы убивать ее из одного упрямого желания остаться в усадьбе.

Они оба помолчали. Думали о Мирине. Непростая она была баба, но ведь как жалко! Новую жизнь могла миру дать, а ее удавили.

– Думаешь, Озар избавился от нее из-за того, что она Добрыне о волхвах говорила? – спросил через время Радко.

– Не иначе, – кивнула Яра. – Ну подумай сам: Добрыня, когда она только высказала подозрение на волхвов, лишь отмахнулся от ее слов. Однако Мирина не была глупа, что бы там о ней ни болтали. Она умела повернуть дело к своей выгоде. Выгода же ее состояла в том, чтобы от своей усадьбы да от ближников отвести подозрение, какое уже всех изводило. Вот и стала бы наша красавица Добрыне не раз и не два говорить о том, что Озару было нежелательно. А ведь воевода умен, он бы однажды задумался, что в словах ее резон есть. Озар смекнул, какая опасность таится в разговорах Мирины, и решил избавиться от нее, дабы она не навела Добрыню на мысль, что есть и другие, кроме окружения Дольмы, кто мог желать смерти твоему брату.

И как же ловко он все провернул! Вроде как ушел вместе с Златигой, его и в тереме нашем не было. Причем позже я слышала, как Златига его спрашивал, когда это волхв ушел. Не веришь мне, спроси у него самого, – указала Яра на верх колодца-поруба, где стоял на страже дружинник. И продолжила: – По сути, Озар мог покончить с Мириной и улизнуть, никем не замеченный… Тогда на него вообще никакое подозрение не пало бы. Но он все же зашел, когда Вышебор меня подмял. И думается мне, что я таки была ему мила, если даже в такой миг вступился. Ну а я была настолько глупа и доверчива, что поневоле подыграла ему, сказав, что не стоит Мирину будить. Ну да говорила уже, почему так поступила. К тому же обижена я была на хозяйку, вот и не сильно желала с ней нос к носу сталкиваться. Глупо? Это теперь я понимаю, что глупо. Но разве могла я тогда подумать, что с ней такое… Я все больше в тот момент думала о том, чтобы с Вышебором наконец разобрались. Понимаю, что родная кровь он тебе, но у меня-то нет особых причин его любить. Знаешь, я ведь даже нож схватила, когда он только ввалился ко мне. А он так легко вырвал его у меня… Ну да ладно. В любом случае я дала Озару повод позже на меня все спихнуть. И гладко у него это вышло.

– Почему же он на тебя указал, если, как сама заметила, была мила ему?

Яра смотрела перед собой застывшим взором, и глаза ее вновь наполнились слезами.

– Может, я ему и нравилась, но собратья по вере Озару явно дороже меня. Да и Добрыня ему уже выбора не оставил. Помнишь, что сказал тогда воевода? Что Озар с делом не справился, значит, казнят всех волхвов. Вот ведун и вынужден был кого-то ему поскорее выдать как убийцу. И выходит, что я больше иных подошла.

Но, подумав, добавила:

– Когда я со старшим Колояровичем боролась, то показалось, что какой-то звук послышался со стороны.

Даже подумала, что кто-то рядом, а значит, помогут мне сейчас. Но теперь утверждать, что мне это не померещилось, не стану. Вроде как из опочивальни Мирины звук доносился, но, опять же, не уверена. Там ведь еще кладовка между нашими с ней покоями, могла я и ошибиться. Но тут важно другое: Озар говорил тогда, что ему стражники-обходники помогли пробраться в дом, но сдается мне, что солгал он. Уже ведь упоминала, как ловко может лазить Озар. И что ему стоило просто забросить веревку на частокол и взобраться во двор без помощи каких-то там стражников? Он же утверждал, что ему помогли. Если и впрямь помогли, то уже ничего не докажешь. А если не помогал никто?

– Ты хочешь, чтобы я нашел этих стражников и спросил, когда Озар вернулся от Златиги? – медленно произнося каждое слово, спросил Радко.

Яра напряглась. Если не поверил ей, то все… Но самой ей как-то не верилось, что городские обходники могли оказаться как раз подле их усадьбы на Хоревице в столь нужное для волхва время. Яра в Киеве давно жила и знала, что ночные стражи скорее Подол низинный обходить будут и дальние концы града, чем станут подниматься на возвышенности Киева, где обычно живут бояре и нарочитые купцы, у которых имеются и своя охрана, и псы сторожевые. И даже если бы, возвращаясь, Озар встретил их, то навряд ли уговорил оставить службу и идти помогать ему попасть в усадьбу. Это раньше, когда волхв одним из первых перунников в городе был, он мог приказывать любому. Но теперь волхвов в Киеве не сильно почитали. Значит, скорее всего, сам пролез. И наверняка думал вернуться так же тайно. А потом бы явился наутро – и на него никаких подозрений. Но вот же заступился за нее, открылся. А потом погубил… Ей бы подумать еще, почему именно на нее указал Добрыне? Ну да сама уже объяснила Радко: она больше иных подходила, чтобы опорочить и указать на нее как на головницу злостную.

Яра чувствовала, как внимательно смотрит на нее Радко. Помолчав немного, сказала:

– Ты ходил в тот вечер в дружинную избу. Там у тебя знакомые есть. Может, кто из кметей или гридней скажет тебе, кто той ночью службу обходников во граде нес? Было бы неплохо расспросить их. И если они скажут, что никакому волхву лазить по оградам не помогали, то мне удастся подловить Озара на лжи. Все остальное лишь мои слова. А тут могут быть и видоки, какие со стороны. Добрыня наверняка обратит на то внимание. И это может мне помочь. Мне ведь… – она всхлипнула, – мне так умирать не хочется…

Радко вдруг иное сказал:

– Я знаю, чем удавил мою Мирину Озар. Поясом из пеньковой веревки. Он всегда подпоясанным ходил. А силы у него немало, чтобы навалиться и задушить сонную бабу, используя пояс как удавку. И когда он говорил, что веревкой Мирину душили, эта самая веревка и была у него на поясе. Из этой же веревки он мог соорудить петлю, чтобы забросить на бревно частокола и взобраться во двор. Лохмач его знает, вот и не поднял шум. Да, думается мне, так все и было.

Радко говорил спокойно, взвешенно. Яра искоса посмотрела на него: когда обычно бесшабашный Колоярович начинал вести такие речи, значит, он на что-то решился. Она ждала, что скажет Радко, но он долго сидел и молчал, то сжимая, то разжимая пальцы, сцепленные на колене.

Наконец вскинул голову, поднялся.

– Вот что скажу, Яра. Сейчас я пойду и впрямь попробую вызнать, кто из дружины обходил в ту ночь улицы Киева. Даже если это не дружинники были, а кто-то из местных киевлян, то старшины киевских концов должны знать. И обещаю – я их найду. И если уличим Озара во лжи…

Он резко умолк, желваки заходили под кожей, брови нахмурились грозно.

Яра сказала тихо:

– А если не разыщешь таковых… то и я узнаю, каково это, когда петля на шее до смерти…