В ту ночь, готовясь умирать...
Шрифт:
Вот так заговорил теперь наш председатель с начальством. Сам лезет на рожон, знает — и районному начальству нравятся сочные, кисло-сладкие плоды его сада. Особенно — зимние сорта груш, которые до инея держатся на деревьях. Их после первых холодов собирают и называют «мешочками с повидлом».
На земле, говорят горцы, человек обязан совершить следующие дела: жениться, чтоб иметь потомство, построить саклю, чтобы жить в ней, и посадить дерево.
Галбец построил саклю. Сына отняла у него
Казалось, все сделал человек па земле, что следовало сделать. А Галбец не знал покоя. Теперь он искал другого дела, которое его захватило бы так же, как некогда мечта о саде. И вот однажды, в летний день, вернулся Галбец к своей старухе и необычно возбужденным, радостным голосом сказал:
— Жена моя, к нам нежданный гость.
Заза встрепенулась:
— Что за гость?
— Сама увидишь, дай мне метлу свою… и разбавь сахар в воде, этак с полкило.
— Зачем?
— Как — зачем? Наш гость сладкое любит.
С метлой, вымоченной в сахарном сиропе, Галбец поспешил к дереву, на котором повис молодой пчелиный рой, совсем как огромный живой говорливый плод. Еще в прошлом году Галбец обнаружил в дупле диких пчел и знал, что в новом году будет молодая семья. Он загодя смастерил улей. Молодую пчелиную семью легче перевести на новое место, чем старую.
Галбец воткнул метлу в землю, рядом с пчелиным роем. Затем схватил два плоских камня и стал ими ритмично постукивать, призывая пчел перелететь на метлу.
— А ты чего стоишь? — сказал он жене.
— Ой, я боюсь.
— Пчелы не надо бояться. Пчела никогда не жалит доброго человека.
И под стук камней он стал пританцовывать, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Да ну тебя! Будет она разбираться, кто добрый, кто не добрый.
— Лучше, чем люди, разбирается. Возьми камушки и стучи, как я.
Послушалась Заза. И старик со старухой, постукивая камнями, затеяли на лужайке под деревом своеобразный танец.
— Давай, моя старушка, пляши, жена моя!
— Сколько лет не плясала, — смеялась Заза, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Это ты виновата, что я не женил сына, — вдруг нахмурился старик и опустил руки с камнями.
Он никогда раньше не упрекал жену. Да, был такой случай: еще до того, как Хаджи-Мурат уехал служить в армию, отец хотел его женить, а Заза не согласилась.
— Он же совсем мальчишка, у него мозг в костях еще не окреп, — говорила она.
— Мы бы сейчас не были так одиноки. У нас были бы внуки, а от них еще дети, и дерево рода моего расцвело бы, как сад.
— Да, муж мой… Я сожалею, но какой от этого прок… - Заза прекратила нелепую пляску и опустилась на камень.
— Прости меня, Заза, — опомнился старик. — Прости… Смотри, смотри, а пчела перелетает!..
Теперь у стариков начались новые заботы. Галбецу пригодилась «практика», которую он прошел в детстве у своего отца Алибека — пасечника.
Постепенно пасека Галбеца выросла до сорока ульев. В этом помог ему Усатый Шарап, понимая выгоду такого дела. Пчелы не только дадут мед, но и помогут в опылении сада, в улучшении плодоношения.
У Галбеца был мед разных сортов — розовый, вишневый, первоцветовый, шиповниковый, грушевый и яблоневый. Он просто приучал ту или иную пчелиную семью летать к одним и тем же цветам.
Удивительные истории рассказывает Галбец о своих пчелах и любит, когда его слушают. Люди даже говорят, что Галбец и за десятью горами узнает свою пчелу, взглянув на ее брюшко.
Хасбулат с хутора Кара-Махи все-таки отыскал газету для Сибхат Карчиги. В ней действительно писали о двух капсулах с одной и той же фамилией Г. Акбаров. Да, это были ее сыновья-близнецы Гасан и Гусейн. Как радовалась Сибхат этой старой газете, будто живыми ее сыновья вернулись…
У Сибхат еще оставались три солдатских письма. Она решила, прежде чем ехать в то место, где похоронены ее сыновья, найти в райцентре людей из аулов, в какие адресованы письма, и попросить, чтоб они доставили их. В райцентре как раз проходило совещание животноводов. Сибхат Карчига отдала два письма, а третье все еще держала в руке.
— Из Анчи-Бачила никого нет? — спрашивала она всех в фойе Дворца культуры.
— Как же, как же, был здесь сам Усатый Шарап, в президиуме сидел. Да вот он.
Шарап стоял в толпе, окруженный возбужденными, веселыми людьми. И сам весь сиял. Он первым протянул ей руку:
— Как живешь, Сибхат?
— Неплохо, уважаемый Шарап, не жалуюсь.
— Да ты никогда и не жаловалась. Но как же с сыновьями? Я слышал, ты всех расспрашивала о них…
— Да и не зря, уважаемый Шарап. Я знаю место, где они погибли. Вот и собралась ехать туда. Они похоронены в Карелии, это в газете написано, в каком-то Лахтенпохском районе. У меня к тебе просьба…
— Пожалуйста, пожалуйста, всем, чем могу, я рад тебе помочь, — с готовностью заулыбался Шарап.
— Ты знаешь такого… — Она посмотрела на письмо. — Алибеков Галбец?
— Как же не знать Галбеца! Это мой спаситель. Он меня на ноги поднял с моим колхозом. Что, ему письмо?
— Да. Это давнее письмо. Еще фронтовое.
— Фронтовое? — Шарап взял письмо.
— Пожалуйста, передайте его адресату.
— Обязательно передам, обязательно. — И Шарап сунул письмо в карман.
После перерыва, сидя в президиуме, он вспомнил о письме, достал его, повертел, раскрыл и стал читать, даже не подумав, хорошо ли это.