В ту ночь, готовясь умирать...
Шрифт:
Успокоившись, мельник заверил Сибхат, что все происшедшее останется в тайне, и пожелал ей доброго пути.
Но Сибхат не вернулась в родной аул: прослышав о случившемся, брат и отец не снесли бы такого оскорбления и могли наделать много бед. Она уехала в город Дербент и оттуда сообщила родным, что поступила учиться в только что организованное педагогическое училище.
Когда Сибхат была на втором курсе, ее навестил брат. Он сказал:
— Или ты бросишь город и учебу и вернешься в аул, или выйдешь замуж за того человека,
Как это было похоже на брата и отца, воспитанных в строгих горских правилах! Конечно, если бы не тот позорный случай у мельницы, который скрывала Сибхат, она бы по-своему ответила брату. Но в ее положении лучше было смириться.
— Или — или? — принужденно засмеялась она. — Ну что же, брат, воля твоя и отца — для меня закон. Но согласен ли жениться на мне тот человек, о котором ты говоришь?
— Да. Он тебя хорошо знает. — В голосе брата уже не было суровости.
— И кто же он такой?
— Это Осман, сын Акбара с хутора.
— Сын мельника?
— Да. Ты знаешь его, сестра?
— Знаю. Ну что ж… Я согласна, брат мой, я очень хочу закончить учебу. Но если он хоть раз меня обидит — я этого не потерплю. Мои условия устраивают тебя, брат?
— Да. Он не посмеет тебя обидеть и никому не даст тебя в обиду! Он поклялся нашему отцу на Коране.
— Смешно. На Коране…
— Не все же такие безбожники, как ты.
— Ну что ж, брат, веди жениха. — И, улыбаясь, прибавила привычную поговорку их прадеда Муслима: — Кто его знает, может быть, это к лучшему?
Муслим всю жизнь, что бы с ним ни случалось, хорошее или дурное, всегда невозмутимо изрекал: «А кто его знает, может быть, это к лучшему!..» И вот, говорят, однажды приятели Муслима решили его проучить. Они возвращались в горы из Таркама, куда ездили покупать зерно. Под вечер оказались в Большом ореховом лесу и решили сделать привал, хотя место было небезопасное — в этом лесу всегда водились разбойники.
У каждого из приятелей было по две лошади: одна — вьючная, другая — верховая. Расседлали они лошадей, сняли мешки с зерном и разожгли костер. Подложив под голову седло, завернувшись в бурку, лег отдыхать Муслим. А приятели отвели его лошадей в глубь леса и, привязав там, подняли шум: мол, не хватает двух лошадей! Растормошили Муслима, говорят:
— Нет твоих лошадей.
Тот, зевая безмятежно, перевернулся на другой бок я сказал:
— А кто его знает, может быть, это к лучшему?..
И тут с гиком и криком налетели разбойники. Отняли всех лошадей и увели. Остались только лошади Муслима, припрятанные в чаще…
На другой день явился брат с огромным человеком, который боком, нагнув голову, протиснулся в дверь. Это был Осман, могучий, но немногословный, даже застенчивый горец. И первое, что он сказал, улыбаясь:
— Сибхат, я уже нашел для нас хорошую комнату!..
Они перебрались на
Гости рано разошлись, и Сибхат постелила постель,
— Ты хотел, чтобы я стала твоей женой?
— Да, — загорелись беспокойством глаза Османа.
— Откуда ты меня знаешь?
— На собрании ты выступала у нас однажды. Да и отцу моему ты понравилась, он сказал: «Вот в ней — будущее…»
— Так и сказал?.. Ну, может, будущее у меня есть, а вот прошлое… Разве забыл твой отец тот случай у мельницы, когда эти бандиты хотели взять меня силой?
— Тот случай мы оба хорошо помним. Но тогда ты не назвала имен этих мерзавцев.
— Навруз, сын Абдулатипа, и Сапар, сын Хамзата… Ты знаешь их?
— Да.
— Это они своими грязными руками коснулись моего тела, разорвали платье… Это они опозорили меня. И если это станет кому-нибудь известно, особенно моим родным…
— Не станет, — грозно прервал ее Осман. Он прошелся взад и вперед по комнате, потом повернул к двери. На пороге обронил: — Через три дня я буду здесь. — И ушел.
…Через три дня, ночью раздался стук в дверь.
— Можно к тебе, жена? — Это был Осман.
— Входи, — откликнулась Сибхат, торопливо одеваясь.
— Я не один, — предупредил Осман. — Я с гостями.
— Ну что же, входи с гостями… — Сердце у нее заколотилось от догадки: неужели это брат и отец?
— Я их сейчас принесу, — сказал Осман.
— Кого? Гостей?!
Сибхат, ничего не понимая, прибрала постель, разожгла огонь в очаге. И тут, открыв ногой двери, Осман итолкнул в комнату человека, затем второго…
Перед Сибхат стояли связанные одним арканом, в разорванной одежде Навруз и Сапар. Она отпрянула.
— Для объяснений, — сказал, отдуваясь, Осман. — Чтобы не было потом недоговорок. И чтоб не болтали всякие глупости. — Он выпил воды из деревянной черпалки. — Знаешь, жена моя, они говорят, что не подходили к тебе ближе, чем на три шага…
— Развяжи их.
Осман рванул аркан. Сперва один, потом другой, завертевшись на месте, они свалились на пол, отползли и сели, прижавшись спинами к стене, испуганно глядя на женщину у очага. Сибхат поправила огонь в очаге, а щипцы оставила на горящих угольях.
— Ну что ж, пусть встанут.
— Сейчас, жена. — Осман за шиворот поднял гостей». — Вы знаете, кто это? Что же вы молчите, мужчины-храбрецы?
— Это он, это Навруз подговорил меня. Я не хотел, я… — завизжал Сапар.
— Да, да, это мы ее подкараулили… — Навруз решил, что признание умилостивит разгневанного хозяина. — Да, да, это мы… у мельницы… Мы хотели попугать ее немного…
— А кто на груди моей разорвал платье? Разве не ты, Навруз? А Сапар держал меня за руки… — Едва сдерживая гнев, Сибхат машинально выхватила из очага щипцы.