В тупике бесконечности
Шрифт:
– Что за метка? – спросила Татья.
– Здесь точка «выброса» в реальность, а в конструкте ее легко потерять. Есть риск заблудиться и никогда не вернуться обратно.
Он достал из кармана широкой куртки баллончик с краской и вывел алым китайский иероглиф на стене.
– Вот так-то лучше, - резюмировал Молчун и зашагал вперед.
Мрачный тоннель тянулся в бесконечность, лампочки потрескивали и моргали, Татья всерьез боялась остаться в темноте. В конструкте все было также, за исключением того, что идти с Молчуном веселее,
– Почему ты взяла имя Кларисса? – ни с того ни с сего спросил Молчун.
– Оно тебе совсем не подходит.
Татья передернула плечами: опять он за свое. Сейчас чего доброго выдаст, что Кларисса уникальна, и никто ее не заменит.
– Еще обучаясь в конструкте, я начала чувствовать с ней душевное родство. Мне кажется, я стала понимать ее лучше вас всех. А потом в ходе операции в отеле «Инфинити» произошло так много всего, что я как будто переродилась.
– Я урывками слышал, антигеновцы обсуждали. Ты сама выбралась?
– Да приехала в «Лужники», а там об «Анти-гене» осталось только воспоминание.
– Куда съехали?
– Зззз… - она осеклась, вспомнив приказ Инги. Как Татья уже знала, «Анти-ген» перебрался на завод по производству дек, но приказ есть приказ, хотя вся эта раздутая секретность и казалась сплошной глупостью.
– Где? – переспросил Молчун. В голосе проскользнуло легкое раздражение.
Татья заколебалась: может рассказать? Ведь Молчун так много для них сделал! К чему недомолвки, ложь и недоверие. Лгать и претворяться так тяжело…
Но, конечно же, решила умолчать, с извиняющейся улыбкой пожала плечами.
– Я бы сказала, но сама не знаю, где это место. Меня привезли, натянув на лицо шапку, и увозили так же. Знаешь, иногда я вообще побаиваюсь этих людей, серьезные ребята.
– Но, может там есть какие-то опознавательные знаки? – с надеждой спросил твинсер. – На что это было похоже? Неужели тебе самой не хочется выяснить?!
– Не было там ничего опознавательного, - буркнула Татья. – Ангары непонятного назначения.
– Ясно. Кажется, тебе не слишком-то доверяют?
– Они никому не доверяют, - вздохнула Татья.
– Мда… Тяжелый случай, чем-то методы «Центра» напоминает, даже лица встречаются те же. И заправляет у них всем Михей? Или он мальчик для выездов?
– Да, он главный. Еще профессор, физик. Он раньше как и ты на «Центр» работал, - она подумала, не слишком ли много рассказала, но потом решила, что никакой особо важной информации не раскрыла. Михей сам приезжал к Молчуну, а что сказала про профессора, так мало ли в «Центре» профессоров?
– Уж не Куперман ли? – удивился Молчун.
– Да, - изумилась такой быстрой догадке Татья.
– Я помню его. Серьезный был человек, настоящий ученый, не то что все эти пустомели, - со вздохом сказал Молчун. – С ним очень нехорошо поступили. По сволочному. Для всех он красиво отошел от дел писать мемуары, но ясно же, что его попросту
– Зато вы оба обрели независимость! – с горячностью добавила Татья. Сейчас она испытывала какую-то непонятную радость и даже гордость за то, что знакома с такими смелыми людьми, готовыми бороться за свои убеждения.
– Я знал, что Куперман себя где-то проявит и его имя еще прогремит. Это человек колосс, такие просто так не исчезают.
Татья не стала спорить, хотя именно колоссом Куперман ей не показался. Наоборот, она часто ловила себя на мысли, а не преувеличивают ли антигеновцы его влияние? Может, он уже давно стал символом, таким посаженным генералом, который придает смысл всему, что делает «Анти-ген» и вдохновляет бойцов?
– Да, хотелось бы встретиться с Давидом Илларионовичем, - мечтательно произнес Молчун.
– Куда сейчас направлен его взор? В какие дали?
– На марсианские артефакты, - сказала Татья и тут же похолодела от страха: а вот это уже лишняя информация.
– Это что такое? – удивился Молчун.
Вместо ответа она стала сосредоточенно рассматривать стены. Поняв, что пауза затянулась, сказала:
– Молчун, прости, но я не имею права это обсуждать.
– Ах, вот оно что, - протянул он с насмешкой.
– Ну тогда конечно. Как говорили древние, у матросов нет вопросов.
Некоторое время шли молча. Татья чувствовала, что после отказа рассказывать про артефакт возникшая между ними теплота исчезла. Конечно у Молчуна есть право обижаться. Он к ней с душой нараспашку, а она… Но он должен понять: приказ есть приказ.
Внезапно Татье показалось, что тоннель неуловимо меняется. Вроде бы все по-прежнему, но что-то не так, она словно ощущала перемены кожей. Замедлила шаг, всмотрелась вдаль, во мрак. Вроде свет впереди стал ярче. Или кажется?
Татья хотела поделиться наблюдением с Молчуном, но решила пока воздержаться. Однако шагов через двадцать действительно сильно посветлело, старые лампы-груши сменились длинными белыми полосами люминесцентов. Это не единственная перемена. Теперь тоннель резко поворачивал вправо. Застыв у поворота, Татья с Молчуном переглянулись. Он кивнул, мол, вперед, и Татья шагнула за угол.
Секунду назад она стояла в тоннеле, а теперь попала в светлую просторную комнату, по виду больничную палату. Возле стены медицинское оборудование, сканер и дисплей, на котором неровной линией прыгали ритмы сердца. Рядом стеллажи с лекарствами, и кровать, которая стояла изголовьем ко входу. На кровати кто-то лежал.
– Егор!
С бешено бьющимся сердцем Татья рванула к кровати. Она уже знала, что это он. Подбежав, остановилась в паре метров. Сжала кулаки, поборола волнение, и решилась подойти ближе. Бестужев был привязан широкими ремнями за руки и за ноги; туловище опоясывал еще один ремень.