В тупике
Шрифт:
Он так ей и сказал, когда Фарида отправилась умываться на кухню. Лицо ее было совсем бледно, она еле держалась на ногах.
Фарида посмотрела на него с сердитым удивлением.
— Ты что, ослеп, что ли? Разве не видишь что простуда вовсе тут ни при чем?
— Да посмотри на себя — ты ведь заболела! Хочешь, я сбегаю позвонить, вызову «скорую помощь»?
— Господи, да не больна я, не больна!
— Как же не больна, когда…
— Ты что, и впрямь не понимаешь, отчего меня тошнит?
Кафар сглотнул слюну и отвел глаза в сторону. «Господи, пожалей меня, — взмолился он. — Ну сделай
— Поздравляю тебя, у нас будет ребенок.
— Зачем ты так шутишь? — Лицо Кафара исказила такая гримаса, что Фарида сначала даже перепугалась; но тут же подавила испуг и весело сказала, с удовольствием выговаривая каждое слово:
— С чего бы мне шутить, если я уже на третьем месяце.
— Но ведь ты же говорила, что тебе сделали какой-то укол, что теперь у тебя детей не может быть. — В отчаянии он схватился за голову.
Фарида громко расхохоталась:
— Слушай, да ты что, и в самом деле такая темная деревенщина? Да если б даже и были такие уколы — что я, с ума, что ли, сошла, чтобы в моем-то возрасте лишать себя материнства?!
— Значит, ты специально хитрила, морочила мне голову — только бы в твоих сетях запутался, да?
— Был бы у тебя ум, была бы воля — никто бы тебя не запутал. Я его, видите ли, в сетях запутала! Ты лучше вспомни, о чем мы с тобой каждую ночь говорили, когда ты лип ко мне, словно я сахарная, когда ты хихикал от радости! Помнишь, что я тебе в эти минуты говорила? Забыл? Ну, так я тебе сейчас все напомню. Когда ты по ночам, вот здесь, лепетал мне: «Фарида, милая, я так скучаю днем в университете без тебя, что сердце готово разорваться…» — разве не говорила я тебе тогда: «Не спеши, не жадничай, я твоя…» А ты закатывал глаза и спрашивал: «Навсегда?» И когда я отвечала: «Да, да, конечно, навсегда», — ты так облизывал меня всю от радости, что, казалось, счастливее тебя и не сыскать человека… Быстро же ты все это позабыл. Правильно я рассказываю или нет? Ну и что же, ты хочешь теперь сказать, что не понимал значения всех этих слов? Ну конечно, откуда тебе их понимать? Ты же, бедняжка, всю жизнь у себя в деревне только и видел красоток, провонявших скотом и навозом, а тут вдруг попал в объятия такого ангела, как я! Я понимаю: разве можно тут не потерять голову от счастья; разве тут можно что-то еще соображать!.. Ты и не соображал… Если б я тогда спросила у тебя: отдашь за меня жизнь? — тут же заревел бы, — что готов умереть прямо сию минуту… Или я опять что-то не так тебе говорю? Ну ладно, хватит. Нечего так хлопать глазами, готовься — скоро будешь отцом…
Пока Фарида говорила, Кафару страстно хотелось ударить ее.
Он сморщился, как от слез, и простонал:
— Фарида, родная моя, милая…
— Ладно, ладно, нечего причитать! Что ты, как нищий! Если так и дальше пойдет — будешь мне противен, как и Джабар.
Кафар был в отчаянии, он готов был сейчас кинуться перед ней на колени, чтобы умолять: можешь считать меня бабой, можешь считать дураком, хоть последним нищим, но только избавь от этой напасти… Может, он и сказал бы все
— Может, избавимся от него? Я прошу тебя, Фарида…
— Да я скорее не от ребенка, скорее от тебя избавлюсь, ясно тебе? Да и с какой стати я буду «избавляться» — мама моя уже обо всем знает…
— Что? Твоя мать уже знает?
— Да, знает. Но то, что она знает — это еще полбеды. А вот не дай тебе бог дожить до того дня, когда дойдет до брата моего, до Балаги… — Фарида даже побледнела. — Он и тебя, и меня на, куски изрежет.
— Ну, и что же нам теперь делать? — спросил Кафар, запинаясь.
— А что делать? Нам теперь только одно остается…
— Ну что, говори.
— Жениться.
— Что-о?!
— Жениться.
— Ну, конечно, только этого еще и не хватало! Кафар хотел достойно ответить ей, но не было у него слов, которые не унизили бы его самого, успокоили бы сердце, и он не нашел ничего лучшего, как кинуться в свою комнату и запереться.
Фарида подошла к его двери и обидно рассмеялась:
— Ты что думаешь, что меня и защитить некому? Да если я захочу — завтра же будешь ползать передо мной. — Она рванула дверь. — Слышишь, сам за мной бегать будешь, умолять, чтобы пошла в загс.
В возбуждении он стоял у двери, ожидая, что будет дальше. Он услышал, как Фарида одевается. Потом хлопнула входная дверь. Ушла. Еще некоторое время Кафар выжидал — не вернется ли. Но Фарида все не возвращалась, и он осторожно открыл дверь, выглянул во двор — Фариды там не было Тогда он начал поспешно одеваться — бежать, бежать из этого дома… Нет, не из дома — бежать вообще из Баку. Только вот куда? И как же университет? Ах, да пропади он пропадом, этот университет. Лишь бы спастись, лишь бы избавиться от этой стервы… А что, если Фарида приедет за ним и в село?
До ночи блуждал он по городским улицам, задавая себе этот вопрос. Как сразу переменилась вся его жизнь, в один миг!.. Поднялся ветер, сек по лицу, по глазам острыми, как песок, снежинками. В конце концов, так ничего и не придумав, усталый, выбившийся из сил, он вернулся назад — ему верилось, что он все же как-нибудь сумеет уговорить Фариду. Но увидеться с ней так и не удалось — то ли ее до сих пор не было дома, то ли не захотела ему открывать.
Проснулся он от громкого стука в стекло. Ничего не соображая, Кафар сел на постели. Было еще очень рано. В окне ему видна была громадная, похожая на подсолнух, кепка, а под ней — пара маленьких, злых глаз, лицо, заросшее густой черной щетиной. Все это принадлежало мужчине лет тридцати — тридцати пяти, и мужчина этот кричал ему:
— Ну ты, чего глазами хлопаешь, как баран! Открывай давай, да побыстрей!
Кафар поспешно натянул брюки, рубашку, подошел к двери и тут остановился в нерешительности — мало ли кто это мог быть…
— Вам кого? — осторожно спросил он.
— Да открывай, открывай, это мой брат! — послышался из дома голос Фариды.
— Твой брат? — лицо Кафара вытянулось. — Что его в такую рань принесло?
А усатый по ту сторону двери снова заревел:
— Ты что там, как труп! А ну, шевелись, черт побери, от холода совсем уже дыхание перехватило!