Шрифт:
Берталан Маг
В тупике
Перевод с венгерского Ю. Шишмонина
M'ag Bertalan. Zs'akutca. Zr'inyi Katonai Kiad'o, Budapest, 1971
Весной тысяча девятьсот тридцать девятого года вдова Юлия Кочишне возвратилась наконец на родину из США, где она прожила не один десяток лет.
Вдова Кочишне, в девичестве Юлия Томпа, родилась в маленьком глухом
Берега Нового Света оказались тоже далеко не сахарными: отцу и дочери пришлось в Америке нелегко, особенно на первых порах. Однако после нескольких лет напряженного труда Дьердь Томпа добился-таки своего и стал хозяином собственной фермы. Дальше дела его пошли лучше, и вскоре он нажил небольшое, но вполне приличное состояние — конъюнктура рынка благоприятствовала. Нужно сказать, что и Юлишка не сидела сложа руки, во всем помогая отцу. Успела она получить и кое-какое образование. На четырнадцатый год их американской жизни, в 1908 году, она вышла замуж за Денеша Кочиша, сына такого же фермера венгерского происхождения, каким был ее отец.
Все, казалось, предвещало для Юлишки безоблачное небо и счастливый брак, но три года спустя ее муж попал в катастрофу, был тяжело ранен и умер, не приходя в сознание. Прошло еще несколько лет, и вдова проводила в последний путь, на чужое кладбище, и родного отца. Детей у Юлишки не было, и она осталась, таким образом, в полном одиночестве.
Будучи недурна собой и обладая приличным состоянием, она могла бы, разумеется, во второй раз выйти замуж: в охотниках недостатка не было. Но по неведомой до сих пор причине она этого не сделала и продолжала жить одна. Справиться с фермой, конечно, она не смогла, поэтому вскоре продала все свое хозяйство, положила деньги в банк и поступила работать медицинской сестрой в частную клинику.
Тоска по родине не покидала Юлишку на протяжении всех лет жизни за океаном. В своем дневнике, найденном нами спустя много лет, она писала:
«Так я и жила сиротой, покинутая всеми, одна в огромном, чужом для меня мире. Чувство одиночества к 1935 году сделалось для меня настолько нестерпимым, что я решила вернуться в Венгрию. Деньги у меня были, за минувшие годы я приобрела даже кое-какие драгоценности. И намерение, зревшее годами, стало окончательным: только на родину. Сорок лет, прожитые в Америке, так и не сделали ее для меня родным домом. Я твердо решила вернуться и умереть на родной земле».
Осуществить это решение оказалось не так-то просто. Юлии Кочишне пришлось пройти немало бюрократических рогаток и преодолеть всевозможные барьеры, прежде чем в 1939 году она получила наконец венгерский паспорт и села на пароход. Но вот позади долгий путь, она снова на венгерской земле. Ступив на нее, Юлишка невольно расплакалась. Наконец-то она дома!
Тотчас же после приезда она
Утомившись от ожидания и безрезультатных поисков, Кочишне поехала немного отдохнуть в одно из курортных мест на берегу озера Балатон. Она никогда в жизни еще здесь не бывала, и оживленная, бурлящая весельем жизнь курортного городка пришлась ей по душе. Поразмыслив, Юлишка решила обосноваться здесь навсегда и заняться каким-нибудь полезным делом. Взвесив свои возможности, она остановилась на том, что откроет небольшой частный пансион. Ей повезло: вскоре она нашла подходящий дом и арендовала его по договору, на двенадцать лет.
Два-три месяца спустя заново отремонтированный и уютно обставленный «семейный пансион вдовы Кочишне» распахнул свои гостеприимные двери. Юлишка оказалась отличной хозяйкой и способным коммерсантом. Она весьма удачно подобрала обслуживающий персонал, состоявший из садовника, поварихи и горничной. Весть о пансионе «американской вдовушки» быстро распространилась, и вскоре от гостей, желающих там поселиться, уже не было отбоя.
Кочишне свободно говорили на нескольких языках, особенным успехом ее заведение пользовалось среди иностранцев. Среди них преимущественно фигурировали англичане и швейцарцы, а также выходцы из фашистской Германии. Многие из них приезжали на летний сезон, а потом оставались и жили целый год.
В марте 1944 года, обеспокоенный колебаниями венгерского правительства, Гитлер приказал войскам «третьего рейха» оккупировать Венгрию. В связи с этим часть гостей, англичане и другие граждане союзных государств, уехали, не дожидаясь прихода немцев. Но пансион продолжал функционировать почти до самого конца второй мировой войны. С той лишь разницей, что его обитателями были теперь почти исключительно граждане гитлеровского рейха.
Пришла осень, а потом зима 1944 года. Наступающие войска Советской Армии-освободительницы вплотную приблизились к озеру Балатон, и из пансиона поспешно ретировались еще остававшиеся в нем гости. Когда последний из них убрался восвояси, его хозяйку, Кочишне, урожденную Юлию Томпа, нашли мертвой в собственном кабинете. С проломленным черепом она лежала на полу…
— Привет, старина! Я слышал, ты собрался в отпуск? — окликнул меня майор Фехер. Мы оба спешили на оперативное совещание.
— Соответствует действительности, — подтвердил я. — И скажу откровенно, очень доволен этим обстоятельством. За три года я не имел ни одного свободного дня. Надо и отдохнуть наконец, пора.
— Правильно. — Фехер понимающе кивнул. — И куда же? В наш санаторий, в Лелле?
— Да.
— Можно позавидовать. Балатон есть Балатон. М-да…
Фехер немного помялся, а потом со смущенной улыбкой добавил:
— Если у тебя найдется несколько свободных минут, не заглянул ли бы ты ко мне? Перед отъездом, разумеется. Понимаешь, есть у меня одно небольшое дельце, нераскрытое убийство, совершенное при весьма странных обстоятельствах. И убили человека как раз неподалеку от Лелле, в тех местах, — Фехер улыбнулся еще раз. — Только не подумай, чего доброго, что я собираюсь испортить тебе весь отпуск! Я подумал, что если уж ты собрался в Лелле, то все равно полистал бы дело, быть может, заинтересуешься! Для разнообразия, так сказать. Ну и огляделся бы там, на месте. Чуть-чуть, самую малость, а?