В тупике
Шрифт:
— Так, отлично, — сказал я. — Теперь мы знаем уже точно, что перстень, подаренный Кочишне своей любимой кухарке Багине, сделан в Америке. Надо полагать, другие драгоценности тоже приобретены там, а не в Европе. Взгляните: в их описании говорится об одинаковом клейме, а именно, о треугольной скошенной звездочке. Это нам еще может пригодиться.
Вскоре поступили сведения и из Секешфехервара.
— Матьяш Шулек действительно погиб в 1940 году в железнодорожной катастрофе, — докладывал старший лейтенант Сабо. — У них был приемный сын; о нем известно лишь, что он был убит на Восточном фронте еще в начале войны.
— От кого ты получил эти сведения? — спросил я.
— Я
— Странно, — вдруг заметил Козма.
— Что именно?
— Хотя бы то, что вдова Шулек, говоря о сыне, не сказала нам, что он был не родным, а приемным.
— Кроме того, я установил, — продолжал свой доклад Сабо, — что Матьяшне Шулек — урожденная Тереза Коллер и до того, как выйти замуж, проживала в предместье столицы, в Будаэрше.
— Гм, ясно. Козма! — сказал я. — Завтра же с утра ты отправишься на Балатон. Разнюхай, чем пахнет на дворе у Акоша Драгоша. Не спеши, с ним лично не разговаривай. Впрочем, ты и сам знаешь, что к чему. А ты, Бордаш, продолжишь собирать данные о семействе вдовы Шулек, о Коллерах или как их там.
Сам я поднялся на третий этаж к майору Кеньерешу. Как явствовало из документов, именно он вел предварительное следствие по делаем военных преступников, осужденных народным трибуналом на Балатоне.
— Видишь ли, — сказал майор, — мы в то время имели целью установить только одно: какие антинародные преступления совершили в том районе гитлеровцы и их пособники, нилашисты и жандармы. Следствие было проведено успешно, преступники задержаны и предстали перед судом. В ходе расследования нам удалось установить и долю вины каждого из обвиняемых в отдельности в тех или иных преступных акциях, массовых расстрелах, пытках и экзекуциях. Из показаний большинства свидетелей можно было сделать вывод, что Кочишне убили немцы при участии венгерской жандармерии. Однако жандармы наотрез отказывались признать свое участие в этом гнусном деле, настаивая на том, что с вдовой расправились одни гитлеровцы.
— Вообще-то говоря, для меня не совсем ясна причина расправы, — сказал я. — Слухи слухами, показания показаниями, а документы, факты, доказательства? Где они?
— Погоди минутку. — Кеньереш подошел к сейфу и достал со дна его какую-то толстую книгу в зеленом переплете. — Вот они.
Передо мной лежала та самая гостевая книга пансиона, «американской вдовы», о которой упоминала Багине.
— Просмотри ее внимательно. В этом фолианте тайнописью, невидимыми чернилами занесены все те лица, с которыми Кочишне поддерживала связь в годы войны. В особенности тебя заинтересует одно из них. Этого товарища сейчас нет в Будапеште, он в командировке, но скоро вернется, сможешь поговорить лично. Еще в 1940 году Кочишне установила связь с одним резидентом английской разведки и через него передавала союзникам информацию, которую получала от одного скромного деревенского учителя. Этот учитель был одним из выдающихся представителей советской стратегической военной разведки. Кроме сбора данных, он руководил подпольным движением Сопротивления вокруг Балатона. Кочишне отлично справлялась с обязанностями связного, точно и в срок передавая всю полученную ею информацию. Между прочим, она не знала учителя в лицо и поддерживала с ним связь только по радио. В пылу усердия она совершила, к сожалению, одну непростительную ошибку, которая, по моему мнению, и явилась главной причиной ее гибели.
— Что ты имеешь в виду?
— Из записей Кочишне следует, что еще задолго до прихода советских войск она получила указание немедленно свернуть работу, спрятать рацию или уничтожить ее.
— А что означают вот эти зеленые и красные крестики перед фамилиями постояльцев? — спросил я.
— Красные крестики стоят перед именами английских туристов, приезжавших с швейцарскими паспортами. По мнению Кочишне, это были надежные люди, друзья, союзники. Зеленые крестики обозначают туристов, также имевших швейцарские паспорта, но по национальности исключительно немцев. Видишь эти кружочки? Этим знаком отмечены те из «швейцарских немцев», кого Кочишне считала осведомителями гестапо или агентами гитлеровской разведки. Их трое — Ганс Реннер, Франц Кольманн и Эрих Шмидт. Двое из них, Ганс Реннер и Франц Кольманн, часто отлучались из пансиона, иногда на несколько дней, но всякий раз возвращались. Они покинули свою штаб-квартиру на Балатоне в самый последний момент перед приходом советских войск. А Кочишне была убита значительно раньше, советские танки еще только переправились через Дунай. Кроме того, известно, что Франц Кольманн находился в весьма близких отношениях с одной из служанок пансиона по имени Хельга, миловидной блондинкой. Девица уехала вместе с ними, это установлено.
— Скажи, пожалуйста, а установлен ли тот факт, что перечисленная тобой троица действительно имела швейцарские паспорта?
— Нет, конечно. На такие имена консульство Швейцарии вообще не выдавало паспортов. Это были ловко сработанные фальшивки, а имена — конспиративные клички гитлеровских гестаповцев или офицеров абвера, точно не знаю.
— Кочишне была не только убита, но и ограблена. По предварительным данным, преступники похитили многие драгоценности и большую сумму денег, вероятно, в западной валюте. Оттиски пальцев, по-видимому убийцы, у нас имеются. Помогла случайность. Сохранилось ли описание внешности Кольманна?
— Он носил очки в темной роговой оправе, высокий, со светлыми волосами, возраст около тридцати лет, типичный немец.
— Могу добавить, — сказал я, — что этот типичный немец отлично говорил по-венгерски.
— В самом деле? — Кеньереша явно заинтересовало это сообщение.
— Представь себе. К сожалению, о второй «белокурой бестии», о Хельге, мы не знаем почти ничего. Но разрабатываем и это направление. Нас, как ты понимаешь, интересует чисто уголовная сторона дела, мы должны найти убийцу и похищенные ценности. Могу ли я рассчитывать в этом деле на твою помощь?
— Разумеется. Я сделаю все, что смогу, — не раздумывая долго, сказал Кеньереш.
— Я хотел бы допросить некоторых проходивших по делу и осужденных трибуналом лиц. Их данные я выписал из протоколов.
— Пожалуйста. Места их заключения известны, — ответил майор. — Ты думаешь, можно выудить еще что-нибудь из этого запутанного клубка? Очень темное дело.
— Попробуем.
— Ну что же… Желаю удачи. Мы распрощались.
Имена и приметы Ганса Реннера, Франца Кольманна и Эриха Шмидта я разослал — на всякий случай, разумеется, — на все пограничные заставы и контрольно-пропускные пункты. В шифровке указал, что в случае обнаружения лиц, имеющих документы на эти имена, независимо от того, выезжают они или въезжают, прошу незамедлительно сообщить в главную дежурную часть телефонограммой на мое имя.