В тылу врага
Шрифт:
Когда мы продолжили продвигаться по этой проселочной дороге, уже начало рассветать. Вдруг не так далеко раздалось несколько автоматных очередей и до нас донесся лай собак.
— Поблизости селение, а в нем каратели. Надо свернуть вправо, обойти это село, — оценил обстановку Дмитрий. Мы повернули на восток, пошли по уже промерзшему невспаханному полю. Через полчаса вышли к небольшой березовой посадке. Здесь оказался полевой стан: небольшая хата, служившая полевой кухней, так как в ней была кирпичная печка, над топкой вмазана чугунная плита с двумя круглыми отверстиями, позволяющими одновременно варить еду в двух чугунках или кастрюлях. Собрав около хаты хворост, Дмитрий затопил печку в
Через двое суток на рассвете, наконец-то вышли на берег Днепра. Увидели, что могучая река уже покрылась блестящим льдом, еще не засыпанным снегом. Как только наступил рассвет стали наблюдать за берегом. В полкилометре увидели одинокую хату на самом берегу, сияющую белизной стен, видимо недавно побеленных мелом. Подошли совсем близко, продолжили наблюдение. Из хаты вышел старик с топором, стал рубить хворост, видимо для того, чтобы затопить печь. Осмелев, мы подошли к хате еще ближе. Старик нас заметил, положил топор и пошел к нам навстречу. Тепло поздоровавшись с нами, он пригласил нас в хату. Его старуха к нашему появлению отнеслась доброжелательно, видимо не первыми мы были их посетителями в эту осень. Она накормила нас горячей толченой картошкой, сдобренной козьим молоком, напоила чаем из листьев смородины и еще каких-то растений.
Дед Петро, как он нам представился, наше появление здесь понял сразу.
— Вам придется ждать еще недели две, пока окрепнет лед. Здесь вы будете в безопасности. Здесь глушь, до ближайшего села на запад верст пятнадцать, а на восток, до Ржищева и все тридцать. По берегу на сорок верст одна наша хата. Был здесь хутор, хат пятнадцать, да сожгли его белогвардейцы в гражданскую, разнюхав, что прячутся в нем почитатели большевиков. Наша хата уцелела, была поодаль и с ненаветренной стороны. С тех пор так и живем здесь со старухой уже два десятка лет, одни-одинешеньки. Рыбачим, кочу имеем, огород возделываем. Летом на лодке, а зимой на лыжах, возим в город рыбу. Продадим, на вырученные деньги привозим муку, крупу, соль и другое необходимое. А вот как теперь будем жить, ума не приложу.
Две недели, проведенные у деда Метро, мы не сидели без дела. Натаскали ему сухого валежника, выброшенного из реки на берег, наготовили из них большую поленницу дров, распилив и расколов их.
Из кустарников и мелколесья, разросшегося кое-где на побережье, мы натаскали на подворье хвороста, помогли деду Петро утеплить на зиму хату.
По вечерам дед Петро давал нам советы, как лучше и безопаснее перебраться на тот берег по льду. Он говорил нам:
— По раннему льду идти во весь рост опасно. Придется переползать реку на брюхе по-пластунски. Вот даю вам пеньковые вожжи. Вы их концы пристегнете к поясным ремням, а лучше обвяжетесь ими. Ползти надо не друг за другом, а так, чтобы постоянно видеть своего товарища, то есть в одну шеренгу. И еще я вам дам по широкой двухметровой доске, что лежат под навесом около хаты, они тоже вам пригодятся: если возникнет опасность сильного прогибания льда, надо лечь на эту доску, а напарник за вожжу должен тянуть другого, помогая выбраться из опасного места. Завтра я вам покажу как надо это делать.
6.
Три ночи подряд мы выходили к определенному дедом Петро месту начала переправы. Пробуя на прочность лед, старик все откладывал наш «старт». На четвертый раз он сказал: «Лед созрел». — Тепло попрощавшись с дедом и его супругой, мы легли на лед, как учил он нас, с интервалом на вытянутые вожжи, по-пластунски поползли по зловеще потрескивающему льду, толкая впереди себя правой рукой карабин, а левой — доску-спасительницу, как назвал ее Дмитрий. Вожжи и доски нас здорово выручали, так
Ползли мы около шести часов, ни разу не закурили, боясь обнаружить себя. Уже начался рассвет, когда мы, измученные и промокшие, выбрались на левый берег. Увидели в сотне метров небольшую сосновую рощу. Пройдя через рощу, вышли на поляну. Тропа через нескошенный луг привела нас к другой, более старой сосновой роще, на ее опушке увидели аккуратный деревянный дом, что было редкостью для тех мест, застроенных преимущественно глинобитными хатами с соломенными крышами.
Из подворотни выскочила огромная черная собака. Трусцой она приблизилась к нам, дважды гавкнула, села. Вскоре открылась калитка, к нам направился мужчина лет пятидесяти, прихрамывая, опираясь на палку.
— Здравствуйте, фронтовики. — он участливо поприветствовал нас, пожал нам руки.
— А вы уже отвоевались? — улыбнувшись спросил я его, показав на палку, которую он держал в левой руке.
— Финская война мне эту память оставила, — ответил он. — Ни о чем нас не спрашивая, он пригласил нас в дом, накормил, а потом провел в другую комнату, сказал:
— Хлопцы, вот вам нательное белье. Снимите все с себя, завтра все будет постирано. Спокойного сна. — С этими пожеланиями он ушел.
Сильно уставшие и продрогшие, мы сразу заснули. На другой день миловидная хозяйка занесла наше белье и обмундирование, все выстирано и даже поглажено.
Мы поблагодарили хозяйку Вечером стали собираться в путь. Провожая нас, лесник посоветовал:
— Хлопцы, не догнать вам фронт. Ищите партизан. — Он протянул мне вчетверо сложенный маленький листок. — Вчера подобрал неподалеку от дома, — пояснил он. Помолчав, продолжил: — А два дня спустя здесь ночью кружили советские самолеты.
Это была листовка. В ней сообщалось, что Красная Армия разбила немцев под Москвой и ведет успешное наступление. Повсюду в оккупированных врагом районах ширится партизанское движение. Заканчивалась листовка призывом населения захваченных фашистами районов подниматься на партизанскую борьбу с ними. Отдельно был призыв к воинам-окруженцам включаться в партизанскую борьбу с врагом.
Это обращение к нам, окруженцам, нас обрадовало. Хотелось побыстрее встретить партизан и вместе с ними вести борьбу с ненавистным врагом. Я поинтересовался у лесника:
— Может вы подскажете, как нам скорее встретить партизан?
На мой вопрос он ответил, что такими сведениями не располагает, но уверен, что в скором времени вы их встретите.
Воодушевленные листовкой и добрыми напутствиями лесника, мы отправились по левобережью Украины уже с более определенной целью стать партизанами. Лесистая местность способствовала нашему безопасному продвижению и мы стали идти днем, а на ночь останавливались в селениях. Но через неделю все стало наоборот.
В январе 1942 года под Прилуками, на Черниговщине, наш путь стал снова лежать по безлесным степям. От местных жителей мы узнали, что каратели арестовывают коммунистов и беспартийных советских активистов, осевших в селах советских воинов-окруженцев. Да, да. Были и такие, решившие перебыть в тепле до возвращения Красной Армии, у приголубивших их украинок. Надо сказать, что таких окруженцев, да и украинок, решившихся в то суровое время обзавестись «примаками», было очень мало.
Днем нам идти стало опасно, пришлось снова продвигаться по ночам, а дневать в пустующих скотных дворах и других строениях, удаленных от шоссейных дорог и крупных селений, где не продвигались или не останавливались враги. Не заходили в села не только по причине опасности для себя, но и потому, что боялись расправы оккупантов с населением, приютившим нас.