В тылу врага
Шрифт:
Отряд ускоренным маршем направился в Хинель. Уже в пути к нему присоединились отрядные разведчики, посланные Исаевым в Анатольевку, чтобы разузнать подробно о зверствах оккупантов, совершенных недавно в этой деревне.
Разведчики сообщили командованию отряда, что в Анатольевку из Крупца приехало пятеро полицейских, на двух подводах. В то время старостой здесь был Дмитрий Терентьевич Гулин, поддерживавший постоянную связь с народными мстителями. Предатели, как только вошли в его хату, спросили, были ли вчера и сегодня здесь партизаны. Гулин ответил, что партизаны
— Мы едем в Урусы по делам. Через два-три часа вернемся. Приготовь нам хороший обед и самогона покрепче, — распорядились и сразу уехали.
Гулин сходил к соседу. Вдвоем прирезали барашка. И жалко было животину, да что поделаешь, нечем больше заткнуть глотки изменникам. Вернувшись домой, он увидел подводу, подъехавшую к его хате. Из саней поднялись четверо вооруженных мужчин. Один из них сразу начал устанавливать пулемет на санях, другой держал беспокойного жеребца, двое тут же вошли в хату.
— Староста Гулин? Дмитрий Терентьевич? — спросил один из вошедших.
— Да, это я, а кто вы будете? — были ответ и вопрос хозяина.
— Здравствуйте, староста Гулин. Мы харьковские партизаны. Наш отряд в лесу, в километре отсюда. Идем на соединение с Ковпаком. Слыхали такого?
— А как же! — обрадованно ответил Гулин. Какие-то внутреннее чутье подсказало ему, что это действительно партизаны.
— Дмитрий Терентьевич, скажите, что за вооруженные парни были здесь полтора часа назад, — спросил другой.
— Да это же полицейские из Крупца.
— Это не партизаны? Ты говори правду, староста.
— Это полицейские. Я их всех знаю в лицо. Они тут не впервые.
— Куда и зачем они поехали?
— Сказали, что едут в Урусы, по делам, скоро вернутся. Даже обед приказали приготовить и самогон на стол выставить. А ковпаковцы еще осенью здесь проходили, да и недавно были в наших местах. А теперь ходят слухи, что они в Хинельском лесу.
— Это нам тоже известно. А где сейчас ваш местный отряд?
— Он близко. В северных селах нашего района не так давно был.
— Скажите, староста, как нам лучше продвигаться в Хинель?
— Это зависит от того, сколько вас. В нашем районе сейчас крупные силы карателей в райцентре Крупец, есть их отряды в селах Локте, Акимовке и в Студенке.
— И еще вопрос к Вам, Дмитрий Терентьевич: какая цель приезда сюда и в Урусы крупецких полицейских?
— Думаю, что ведут разведку. А вам надо скорее уходить, иначе мне несдобровать, — с тревогой ответил Гулин.
— Как одет старший полицейский? Что приметного?
— Он в черном полушубке с серым овчинным воротником, в белых валенках. Роста среднего, лицо конопатое, толстогубый, на правой щеке шрам, всегда брюзжит, чем-то недоволен.
— Мы едем им навстречу, за деревней устроим засаду. Так что больше они сюда не возвратятся. Спасибо за сведения, до свидания! — разведчики направились к выходу. В это время в хату вбежал третий партизан.
— Товарищ командир! Те самые, что уехали в Урусы, уже возвращаются. Я их
— Староста, есть изменения! Засаду устраиваем на окраине деревни! — на ходу крикнул старший партизанских разведчиков. Они сразу же уехали.
Не прошло и десяти минут, как Гулин услышал пулеметные очереди и несколько винтовочных выстрелов. Все стихло. В схватке партизаны убили двух полицейских и двоих взяли в плен. Пятому предателю удалось спрятаться в куче соломы за крайней хатой, а ночью убежать в Акимовку. Оттуда оккупанты отправили его в Крупец. Так фашистам стало известно о случившемся в Анатольевке.
На другой день сюда прибыла рота карателей. Они оцепили деревню постами, в сторону леса выставили пулеметы. Сразу же отправили в райцентр трупы убитых вчера полицейских. Гитлеровский офицер, остановившийся со своей свитой посреди деревни, командовал:
— Зольдатен и полицей! Весь зитель этой пантитской тегефня выконяй сюта! — Он показал место сбора жителей, ткнув около себя палкой в снег. — Весь люти тольжен пгихотить сюта! Все: музсина, зенсина, стагик, папушка, гепенок! — зло кричал он, с трудом выговаривая русские слова. — Кто есть стагоста? — спросил он рядом стоявшего фельдфебеля.
— Я староста, господин офицер, — Гулин выступил вперед.
— Ти ест сволось! — заорал фашист и ударил Гулина резиновой палкой по лицу. — Ти ест пагтизан? Отвесяй!
— За что, господин офицер? Я не партизан, — Гулин старался отвечать спокойно.
— Отвесяй, кто стгеляль тфа полицей? Кте ест еще тфа полицей? Кте ест их огужие? — фашист приставил пистолет ко лбу Гулина.
— Да не партизаны это были, а тоже полицейские. Вчетвером приехали на одной подводе, с пулеметом. Требовали самогон. Мне сказали, что их полицейский взвод находится в засаде в урочище Вронском. Я понял так, что они не только за самогоном приехали, а главное — разведать Анатольевку. Я их предупреждал, что это возвращаются крупецкие полицейские, но они мне не поверили, открыли стрельбу.
Рассказав придуманную версию, Гулин перевел взгляд на стоящего рядом с офицером полицейского, одного из пяти, заезжавших к нему. Обрадовался, увидев здесь не старшего полицейского. «Значит, тот попал в руки партизан!» — подумал он и обратился к офицеру:
— Господин офицер, этот полицейский был в числе тех, кто заезжал ко мне по пути в Урусы. Он подробнее знает как это было.
— Мольсять! — зло остановил фашист полицейского, попытавшегося что-то сказать…
Анатольевка огласилась криком оккупантов, выгоняющих из хат жителей. Перепуганные женщины и дети, старики и старухи — все сгонялись в центр деревни. Некоторые даже не успели накинуть на себя верхнюю одежду, бежали раздетыми. Их построили по четыре, на правом фланге — старики и подростки. Офицер карателей долго ходил перед строем, сверля своим хищным взглядом, как бы высматривая кого-то, вглядываясь в лица людей. Затем достал из сумки листок бумаги с заранее написанной на нем «речью» для выступления перед анатольевцами. Сам читать не стал, передал листок переводчику.