В тылу врага
Шрифт:
В «речи», прочитанной переводчиком, указывалось, что Анатольевка является партизанским гнездом. Осенью в лесу была уничтожена одна из банд партизан. Тогда жителей предупредили — за укрывательство партизан виновные будут сурово наказываться, вплоть до расстрела. А вчера здесь партизаны убили двух полицейских, а где еще двое — пока неизвестно. Поэтому все население Анатольевки объявляется заложниками до тех пор, пока партизаны не сдадутся добровольно, или пока вы не укажете их, или не скажете, где они скрываются. Как только вы выполните требование германского командования, все вернетесь в свои хаты.
Фашист что-то сказал
— Господин офицер сказал: если через тридцать минут вы не скажете, где партизаны, каждый четвертый из вас будет расстрелян. — Гулин повернулся к офицеру:
— Господин офицер, в Анатольевке нет партизан. Я прошу отпустить жителей по хатам, я за них ручаюсь.
— Мольсять, сволось! — фашист снова ударил его палкой.
Гулин упал. Два дюжих немца схватили его, связали и бросили в сани. Несколько минут стояла мертвая тишина. Её нарушил детский плач, как по команде, подхваченный ребятишками, а потом и женщинами. Вскоре он превратился в пронзительный вой. Так прошло полчаса. Гитлеровский офицер снова подошел к толпе, сказал:
— Музсина, стагик, юноса — выхоти сюта! — И он показал своей резиновой палкой место, куда те должны перейти. Но, никто не вышел. Тогда каратели стали хватать стариков и подростков. Окружив конвоем, их погнали к лесу. Фашист снова через переводчика обратился к женщинам, оставшимся с детьми:
— Если через час вы не скажете, где партизаны, — он показал на удалявшуюся толпу, — их расстреляют.
После этого предупреждения немецкий офицер сел в сани и поехал следом за угнанными.
Прошел час. В лесу раздались короткие автоматные очереди, потом одиночные выстрелы. А затем все стихло. Расстреляв стариков и подростков, каратели донесли своему командованию об окружении и уничтожении в Анатольевском лесу партизанского отряда, одновременно распространили фальшивку об этом в селениях района.
Дмитрия Терентьевича Гулина оккупанты отправили в Рыльск. Там, в тюрьме, его зверски избивали, угрожали уничтожением семьи, требуя выдать руководителей подпольщиков и командование партизан. Не добившись ничего от Гулина, они казнили его.
О зверствах оккупантов в Анатольевке и патриотизме Дмитрия Гулина, командованию отряда имени Чапаева стало более подробно известно спустя месяц. Сначала это были сообщения харьковских партизан, а потом крупецких подпольщиков, а также рассказы очевидцев — анатольевских женщин. А осенью 1942 года стало известно от рыльских подпольщиков о героической гибели Д. Т. Гулина в рыльской тюрьме.
Вот такую грустную трагическую историю об Анатольевке вспомнил Николай Акимович Пузанов при встрече со мной в курском госпитале в апреле 1943 года.
2.
Мое лечение в госпитале шло успешно. Этому способствовали внимание к раненым медицинского персонала, высокая квалифицированность врачей, обогащенных двухлетним опытом спасения жизней раненых и контуженных фронтовиков и партизан.
Одним из приятных воспоминаний о курском госпитале у меня сохранилось посещение его в середине апреля 1943 года Командующим Центральным фронтом Константином Константиновичем Рокоссовским, командный пункт которого только что передислоцировался из Ельца в поселок Свобода Курской области.
Высокий, стройный, в коротковатом для него белоснежном
Не все из нас обратили внимание, что первой в палату вошла женщина — начальник госпиталя, подполковник медицинской службы, а за ней — командующий фронтом и все остальные, сопровождавшие его. В том, что Рокоссовский, как бы сопровождал женщину-начальника госпиталя, мы оценили как высокую воспитанность Константина Константиновича, проявленную в его уважении к женщине.
Войдя в палату первой, она обратилась к нам:
— Дорогие наши пациенты, к нам пожаловал командующий фронтом генерал армии Константин Константинович Рокоссовский… — Остановив мягким жестом руки обращение к нам начальника госпиталя, Рокоссовский поздоровался с нами:
— Здравствуйте, дорогие воины!
Не очень стройно мы ответили на его приветствие. Некоторые даже попытались встать, посчитав, что в госпитале при появлении командующего фронтом нельзя сидеть или лежать.
Командующий фронтом обратился к нам:
— Друзья мои, сидите или лежите, как кому удобно, здесь госпиталь, и тянуться передо мной не надо. Я вот решил посмотреть как здесь вас лечат, как кормят. Я ограничен во времени для беседы с вами, поэтому прошу вас, не стесняясь и ни кого не боясь, скажите мне свои жалобы, и предложения. Ну, вот вы, например, товарищ воин, с прекрасными гвардейскими усами, — обратился к усатому раненому. Тот представился:
— Младший лейтенант Сергеев. Жалоб у меня нет, думаю, что и остальные раненые нашей палаты жалоб не имеют. Лечат нас нормально, кормят неплохо. Вот только чего недостает для полного комфорта, так это кроватей. Но ведь мы же не в санатории находимся, а в госпитале, в период тяжелой войны. Тем более, что за воину мы привыкли обходиться без них. А на мягких матрацах, с чистым постельным бельем и под теплыми одеялами, нам и на полу лежать хорошо.
— Спасибо, товарищ младший лейтенант. Еще кто и что хочет сказать, не стесняйтесь, говорите, — обратился к нам Рокоссовский.
Все молчали.
— И так, вопросов и предложений больше нет? — спросил еще раз командующий.
— Есть! — вдруг выкрикнул лежащий в самом углу палаты уже немолодой солдат.
— Я вас слушаю, говорите, — попросил его Рокоссовский.
— Все у нас здесь хорошо, только вот курево очень плохое, — доложил раненый.
— Я знаю, что проблема с табачными изделиями в нашей стране сейчас гораздо большая, чем с хлебом, мылом, или с боеприпасами. Я попрошу интендантов, чтобы они для раненых в госпиталях сделали исключение, снабжали более качественным табаком, — ответил командующий.
Или по собственной инициативе, или по незамеченному нами намеку Рокоссовского, его адъютант подошел к раненому, поднявшему «табачный вопрос», извлек из кармана пачку «Беломора» оставил для себя несколько папирос, остальные, оставшиеся в пачке, протянул солдату со словами:
— Все что могу, братец. А вот просьбу вашу я записал, так что она до интендантов дойдет. — Все мы одобрительно заулыбались, услышав слова обещаний, произнесенные адъютантом.
— Какие еще есть вопросы ко мне, прошу, — обратился к нам командующий. Раненый, представившийся замполитом роты, начал издалека: