В вихре времени
Шрифт:
– Это вы тут читаете? – улыбаясь, спросил он.
– Я. Тётя не любит кабинет, он ей кажется мрачным.
Софья подошла к массивному шкафу и открыла дверцы: внутри стояла круглая коричневая коробка из-под шляпки, которую она с трудом подняла и поставила на стол.
Николай не успел помочь. Он разглядывал девушку, невольно сравнивая с девицей, которая сидела с ним рядом за обедом. В той чувствовалась кровь с молоком: белые пухлые ручки, такие же белые, кокетливо оголённые плечи, румяные щёки. В Софье же, напротив, всё словно было сделано из хрупкого материала: и длинные худенькие пальцы,
Девушка вопросительно посмотрела на него.
– Вы будете сами разбирать бумаги или вам подсказать? Я знаю, где что лежит.
Николай очнулся.
– Да, вы не помните, есть ли какие-нибудь письма или записки деда Василия? А может, что-то ещё более старое?
Софья достала связку пожелтевших писем, обёрнутых грубой бичевой.
– Вот письма вашего деда… А ещё я видела бумаги… Вот они. Весьма мелкий почерк. Возможно, писала женщина, но имя неизвестно, только инициалы – А. П. Т.
Николай схватил бумаги. Вот это удача! Это же её письма! Правда, почерк действительно бисерный, много зачёркиваний… Как будто писавшая торопилась. Ну, ничего, разберёмся.
– Спасибо, Софья Алексеевна, вы мне очень помогли!
– Я рада, Николай Константинович, – спокойно ответила девушка.
Они вместе убрали коробку на место и пошли в гостиную.
Варвара Васильевна, как гостеприимная хозяйка, предложила развлечение немногочисленным гостям – послушать Софьину игру на новом рояле, который горделиво располагался посередине комнаты.
Гости с удовольствием уселись на мягких креслах и диванах и приготовились наслаждаться концертом. Сел и Николай. Он слушал и не слышал. Свёрток с письмами жёг ему руку… Сможет ли он разобрать чужой почерк, и какие тайны откроются перед ним?
Терпеть неизвестность больше не было сил. Николай, едва дождавшись окончания произведения, встал, поцеловал у тётки руку и ушёл. Он не заметил грустного взгляда Софьи, которым она проводила его удаляющуюся фигуру.
Глава пятая
Москвичи уже вернулись из загородных домов, и город зажил повседневной суетливой жизнью. После деревенской тишины Николай понял, что отвык от шумных городских улиц: трамваи беспрерывно звенели на несознательных москвичей, что запрыгивали на ходу, городовые на перекрёстках противно свистели, чтобы усмирить прытких извозчиков, и автомобили не оставались в стороне, пугая прохожих резкими звуками клаксонов.
Однако уже через пять минут городской житель перестаёт замечать эту какофонию и погружается в ежедневные заботы и думы. Так было и с Елагиным. Он подозвал извозчика и озабоченно поглядел на часы, не обращая внимания на шум. Его больше беспокоило, как бы не застрять на перекрёстке.
Николай прибежал в гимназию и терпеливо из урока в урок начал повторять мальчишкам тот материал, который упорно учили в прошлом году, но благополучно забыли за лето. Гимназистов больше интересовали события здесь и сейчас, чем давно и не с ними. Работы в гимназии было так много, что пришлось отложить и расшифровку таинственных писем, тем более, что
Но чем бы Елагин ни занимался, больше всего его беспокоил зависший долг Татищеву, из-за которого ему грозила потеря поместья. Что же делать? Решение было найдено простое – обратиться за помощью к другу.
После занятий Николай отправился по Пречистенскому бульвару пешком, дабы найти контору приятеля-юриста Михаила Рябушинского. Они подружились ещё в университете, потом иногда встречались, но нечасто – у каждого были свои интересы. Помощь Михаила в суде против Татищева была бы очень кстати…
Он шёл и внимательно читал вывески. На глаза попалась скромная табличка: “Юридические услуги. М. Рябушинский”. Николай толкнул тяжёлую дверь и зашёл внутрь. В конторе было тихо и прохладно. В просторном помещении с большими окнами за письменным столом сидел Михаил. Его русское лицо с чуть курносым носом напоминало о крестьянском происхождении рода Рябушинских.
Колокольчик звякнул, Михаил поднял голову и узнал Елагина.
– Коля! Как я рад тебя видеть! – он вышел из-за стола, пожал руку и слегка приобнял Николая. – Прошу, присаживайся…
Елагин тоже рад был встретить старого приятеля и вспомнить студенческие годы. Они немного поговорили о прошлом, и Миша, наконец, спросил:
– Я так понимаю, Коля, у тебя что-то случилось? Ты по делу?
– По делу, Миша, – вздохнул Елагин.
Он подробно рассказал о смерти отца и о проблеме с родовым поместьем. Рябушинский внимательно выслушал, посочувствовал, посмотрел документы и пообещал разобраться со всей тщательностью. Загвоздка состояла в том, что адвокат Татищева проживал в Петербурге. Михаил предложил послать официальный запрос, но частенько столичные чиновники не торопились с ответом – нужно ждать.
– А ты свободен завтра вечером? – перевёл разговор приятель.
Николай пожал плечами.
– Пожалуй, свободен. А что ты хотел?
– Тогда приезжай в манеж на Скаковой улице. Мы договорились с сестрой покататься на лошадях. Давай с нами!
– С сестрой? Это с маленькой Машей?
– Ты что, “с маленькой”! Она скоро выше меня вырастет. Ей семнадцать лет, отец уже на замужество намекает. – Михаил подмигнул приятелю, – да у современных девушек другое на уме, сестра учится на Московских высших женских курсах. Направление – историко-философский факультет.
– Да?.. – Николай удивился, – я и не ожидал, что столько времени пролетело с нашей последней встречи. А за приглашение спасибо – приеду с удовольствием.
– Отлично, жду тебя завтра к семи. – Михаил снова уселся за стол, работы было много.
Николай слышал о конюшне на Скаковой улице, но давно там не бывал. Недалеко от конюшни находился ипподром, поэтому неудивительно, что любитель лошадей, сын нефтяного бакинского магната Левон Манташев строил целый комплекс, чтобы выводить чистокровных скакунов, а потом ставить на них баснословные суммы. Азарт не всегда приносил убытки этому баловню судьбы. Недавно Москва обсуждала знатный выигрыш в карты у Николая Рябушинского, дяди Михаила, знаменитую виллу “Чёрный лебедь”.