В воскресенье рабби остался дома
Шрифт:
— Хорошо. И что же было?
— Что ты имеешь в виду?
— Когда Пафф увидел, что Роджера Эпштейна сделали председателем ритуального комитета. Что произошло? Что он сделал? Что он сказал?
— Ничего! — торжествующе ответил Маркс.
Она изумленно посмотрела на него.
— Так в чем шпиль [33] ! Из-за чего шум?
— Неужели ты не понимаешь? Пафф был большой шишкой в храме с самого начала. Он никогда не был президентом, но всегда был серым кардиналом. Так вот, вечером в пятницу
33
Шпиль (идиш) — игра.
Итак: второй раунд. Горфинкль не успокаивается на этом, он объявляет бой. Он говорит: «Вперед, Пафф. Вперед! Я тебя не боюсь. И доказываю это, назначая моего друга Роджера Эпштейна председателем ритуального комитета, который всегда возглавлял ты и который настолько важен, что в нормальной ситуации я бы не назначил Эпштейна, учитывая его уровень, но я делаю это здесь и сейчас, при первой возможности, которая у меня появилась после пятницы, и только для того, чтобы показать тебе, кто здесь хозяин. Так что или сопротивляйся, или заткнись!»
— И он заткнулся.
— Кто, Мейер Пафф? Он так просто не сдается и от борьбы не уходит. Он крутит свои педали вне зоны Горфинкля и сохраняет силы для следующего раунда. После заседания говорили, что он соберет свою компанию, а дальше — или попробует захватить город, или сожжет его дотла.
— Что ты имеешь в виду — сожжет дотла? Ты хочешь сказать, что он подожжет храм?
— Нет, конечно. Это то, что называют фигура речи, — высокомерно сказал он. Затем понизил голос. — Кое-кто говорил, что не удивится, если он выйдет из храма и организует свой собственный.
— Из-за назначения Роджера Эпштейна?
— Из-за этого, и не только, — уклончиво сказал Маркс. — Эта история тянется уже давно.
Она посмотрела на него.
— И где при всем этом ты?
— В том-то и дело. Я вроде ни там ни сям. Меня назначил Шварц, и я продолжал работать еще год. С Беном Горфинклем, Роджером Эпштейном и остальными я вроде как в дружеских отношениях, но, с другой стороны, с компанией Мейера Паффа вроде бы тоже… В конце концов, если, не дай Бог, кому-нибудь понадобится операция, мы будем звонить доку Эдельштейну, так ведь? Так что я могу быть с кем угодно. Думаю, что обе стороны будут тянуть меня к себе.
Бетти неторопливо вошла в комнату. Она была невысокой, как и ее родители. Длинные белокурые волосы были зачесаны на одну сторону и спадали прямо на плечи, хотя одна прядь была поднята заколкой над ухом и свисала вперед, частично закрывая левый глаз. Там, где волосы были разделены, виднелись темные корни; похоже, что подошло
Мать вопросительно взглянула на нее.
— Ребята устраивают завтра вечером пикник на Тарлоу-Пойнт, — объяснила Бетти. — Это Диди Эпштейн звонила, спрашивала, не пойду ли я с ними.
Мистер Маркс бросил на жену многозначительный взгляд, но она, похоже, не заметила этого.
— Ты сказала, что пойдешь, дорогая?
— Да. Стью Горфинкль заедет за мной — завтра около пяти.
— Диди говорила, кто там еще будет?
— Сью Аронс, Глэдис Шулман, Билл Джейкобс и, думаю, Адам Зусман — все, кто из колледжей приехали на каникулы.
— Отличная идея. Приятно будет увидеть старых друзей.
Когда дочь вышла из комнаты, мистер Маркс сказал:
— Вот видишь, уже началось.
— Что началось?
— Они подкатываются к нам. Пока она была в средней школе, они никогда не обращали на нее внимания — эта девочка Эпштейнов и мальчик Горфинклей всегда вели себя так, будто она недостаточно хороша для них.
— Это смешно. Она же ходила к Диди Эпштейн на завтрак после школьного бала в прошлом году?
— Конечно, тогда весь старший класс пригласили.
— Послушай, ты неправ. Они начали подлизываться к ней до того — когда ее приняли в женский колледж Коннектикута. Да у нее в мизинце мозгов больше, чем у них в головах, — и они это знают. Этому Стью Горфинклю отказали во всех школах, куда он обращался, и ему пришлось вернуться сюда, в Массачусетс. А Диди, слава тебе, Господи, попала в художественную школу в Бостоне, а ведь была уверена, что поступит в Уэлсли, потому что это alma mater ее мамы. А это маленькое ничтожество Зусман! Я помню, как его мамочка выдавала девочкам за столом на завтраке женской общины, что ее сын послал документы в Гарвард, Йель и Колумбию. А закончилось все маленьким дрянным колледжем где-то в Огайо, о котором никто никогда и не слышал.
— Хорошо, хорошо, но попомни мои слова…
Зазвонил телефон.
— Это тебя, папа, — позвала Бетти.
— Кто это?
— Мистер Пафф.
Мистер Маркс одарил жену торжествующей ухмылкой и вышел из комнаты.
Глава XVII
По воскресеньям у Горфинклей ужинали обычно на скорую руку, поскольку обед подавали в полдень. Но когда Стью был дома, миссис Горфинкль чувствовала себя виноватой, если не давала ему горячего. Поэтому когда он вошел и спросил, что на ужин, она ответила:
— Что скажешь насчет гамбургеров? Еще есть картофельные чипсы и булочки.
— Да конечно, все что угодно.
— О, и я для разнообразия съем гамбургер, — сказал отец. — И коку.
— Я выпью молока, — сказал Стью.
— Молоко с гамбургерами? — спросил мистер Горфинкль.
— Став президентом храма, ты вдруг начал соблюдать кашрут? — саркастически спросил Стью.
— Нет, но у себя дома мне не нравится, когда их едят вместе.
— А в ресторане ты не возражаешь? Тогда это не имеет смысла.