В воскресенье рабби остался дома
Шрифт:
— Тогда… — и миссис Эпштейн пожала плечами.
Диди убрала руку с трубки и сказала:
— Ой, Алан? Извини, что заставила тебя ждать. Послушай, мы с бывшими одноклассниками устраиваем пикник на пляже. Ты бы не хотел пойти с нами?… Человек шесть или восемь… Ты можешь? Хорошо. О, я как раз вспомнила: я обещала нашему рабби показать картину, над которой работала в школе, — помнишь, Моисей и скрижали Завета? Так может, подвезешь меня к нему?… Нет, мы не задержимся… Хорошо, ты выезжаешь из Линна по береговой дороге и едешь до первого светофора…
Алан дал полный газ и заглушил мотор. Диди соскочила с заднего
— Этот рабби, похоже, прямой парень, — сказал он. — Забавно, я ожидал увидеть старую развалину с длинной бородой. Я думал, что все раввины носят бороду.
Диди хихикнула.
— Нет, только все студенты колледжа. Мне кажется, я ни одного бородатого и не видела ни разу.
— Я-то думал, он будет говорить, как проповедник — знаешь там, о Боге и всяком таком…
— На самом деле раввины не проповедники; они скорее учителя, — объяснила она. — Как говорит наш рабби, его настоящая работа — толковать и применять закон, как адвокат или судья.
Миссис Эпштейн встретила их в гостиной.
— Вы первый раз в Барнардс-Кроссинге, мистер Дженкинс? Диди так много говорила о вас.
Это был привлекательный молодой человек, с кожей цвета крепкого кофе. Губы хотя и синеватые, но не слишком большие. Нос с высокой переносицей и правильной формы. Волосы коротко подстрижены; она с удовлетворением отметила, что он и не пытается выпрямить или пригладить их. Он был среднего роста, но с широкой грудью и квадратными плечами, которые сейчас казались напряженными.
— Да, мэм. Я бывал пару раз на Северном побережье — в Линне. Есть там один парень, который иногда продает мои картины…
— Художественный дилер? Я не знала, что в Линне есть художественный магазин или галерея, — сказала она, предлагая ему стул.
— Нет, мэм. У него вроде книжного магазина с открытками и какими-то подарками — всякие такие штуки. Когда у него есть место, он вешает мои картины, и если продает какую-нибудь из них, платит мне.
— И много вы продаете? — спросила она.
Он засмеялся красивым, открытым смехом.
— Недостаточно, чтобы уйти на пенсию. Завтра рано утром я еду в Нью-Йорк, надеялся получить у него хоть что-нибудь. — Он покачал головой. — Ноль — хотя, по его словам, одной картиной пара человек заинтересовались.
— И какие картины вы пишете, мистер Дженкинс?
— О, Алан пишет такие изумительные, абстрактные…
За окном посигналили.
— Это Стью. Пошли, Алан, — сказала Диди.
— Возьми свитер, дорогая. На Пойнте может стать прохладно.
— Обойдусь.
— Хорошей вечеринки, дорогая. До свидания, мистер Дженкинс. Удачи вам с вашими картинами.
Глава XX
Пока Муз пробирался между грудами мусорных ящиков и кучками орущих детей, которые заполнили всю улицу в Саут-Энде Бостона, у него появились дурные предчувствия. Когда-то эта улица, безусловно, была очень красива; она была разделена посередине широкой лужайкой с равномерно расставленными деревянными парковыми скамейками. Но даже этой ранней весной трава выглядела неухоженной, а под скамейками накопился бумажный мусор, жестяные банки и бутылки. Некогда величественные, облицованные песчаником городские дома с короткими пролетами гранитных ступеней и коваными железными перилами были отодвинуты от тротуара. Нарядные деревянные двери, когда-то снабженные массивными медными дверными молоточками и медными ручками, несли на себе следы времени и плохого
Муз нашел номер, который искал, и поднялся по лестнице. Не обнаружив кнопки звонка (из дырки торчала только пара проводов), он постучал и, не получив ответа, толкнул дверь. Пружина была тугая, и дверь громко хлопнула, когда он ее отпустил. На шум в вестибюль высунула голову неряшливая старуха и вопросительно посмотрела на него.
— Я ищу мистера Вилкокса, — сказал Муз.
— Верхний этаж, последний звонок, — сказала она и закрыла дверь.
Тут Муз заметил ряд почтовых ящиков и нажал кнопку под именем. Почти сразу же из переговорной трубы ответили: «алло».
— Это Муз Картер, мистер Вилкокс, — сказал он в трубу. — Я говорил с вами по телефону.
— Поднимайся.
Его опасения утихли, как только он вошел внутрь. Комната была большая и хорошо обставленная. На полу лежал восточный ковер, на стенах висели картины маслом в тяжелых золотых рамах; большие мягкие стулья были расставлены по всей комнате, а перед большим окном с видом на соседние крыши стоял массивный диван. Рядом был резной стол красного дерева с мраморной столешницей, а позади него — современный вращающийся стул из черной кожи на хромированной ноге.
И сам Вилкокс был не таким, как ожидал Муз. В твидовом пиджаке и фланелевых брюках, он был похож на моложавого профессора колледжа. Каштановые волосы были коротко острижены, на висках проглядывала седина; манеры просты и дружелюбны.
— Ну и вид у вас отсюда, — сказал Муз, подходя к окну.
— Мне он нравится. Я люблю сидеть на этом диване и просто разглядывать крыши. Очень расслабляет.
— Красиво. Вот уж никак не… — Он осекся.
— Не ожидал этого? Ты хочешь сказать, из-за вида улицы? Многие из этих домов покупают и приводят в порядок, как этот. — Он улыбнулся, и это была хорошая улыбка. — Что-то вроде частного проекта по восстановлению трущоб. Эта квартира принадлежала моему другу-художнику. Он заключил долгосрочный договор на аренду и устроил студию, поэтому здесь венецианское окно. Потом уехал в Европу. А район очень удобный.
— Это ваш офис, мистер Вилкокс?
Вилкокс посмотрел на него пристальным, испытующим взглядом.
— Я кое-что здесь делаю.
Указав Музу на диван, он сел на другом конце лицом к нему.
— Ты сказал, что хочешь работать с нами.
— Правильно, сэр.
— Так вот, наркотики, с которыми мы имеем дело, нетрудно найти в большом городе, и есть много людей, всяких розничных торговцев, которые самостоятельно покупают товар у Тома, Дика или Гарри, и, не исключено, могут неплохо заработать. Но мы работаем не так. Мы — организация. Поначалу может показаться, что это дороже, но потом выясняется, что оно того стоит. Когда ты покупаешь товар у нас, ты можешь быть уверен, что он качественный. И тебе не надо беспокоиться, не смешан ли он с орегано, кошачьей мятой или с чем-нибудь похуже, что может доставить тебе кучу неприятностей. Под заказ мы можем обеспечить чем угодно, но когда мы продаем травку, ты получаешь именно травку. Я люблю работать только так.