В высших сферах
Шрифт:
– Благодарю вас, – поклонился Элан. Поживем – увидим, решил он про себя. Во всяком случае, он порадовался, что расследование будет проводить не Эдгар Крамер.
Послышался негромкий стук в дверь, она распахнулась, и облаченный в форму сотрудник иммиграционной службы ввел Анри Дюваля.
В последний раз, когда Элан видел его на судне, Дюваль был весь перемазан машинным маслом, волосы всклокочены… “Работал в трюме “Вастервика”, – вспомнилось Элану. Сегодня же, напротив, он выглядел очень пристойно: тщательно умыт, лицо свежевыбрито, длинные черные волосы аккуратно зачесаны. Одет он был
Но, как и обычно, внимание привлекли прежде всего лицо и глаза Дюваля: округлое лицо с его четкими, мальчишескими чертами, глубоко посаженные глаза, умные и молящие, и в то же время таящие где-то в глубине недоверчивую настороженность.
Повинуясь кивку Тэмкинхила, сотрудник удалился.
Взгляд оставшегося стоять у двери Дюваля быстро перебегал по лицам присутствующих. Элана он заметил последним, а увидев и узнав, одарил его теплой улыбкой.
– Как дела, Анри? – Элан подошел к молодому человеку и ободряющим жестом тронул его за руку.
– Я хорошо, настоящий хорошо, – Анри Дюваль покивал в подтверждение своих слов и, глядя в лицо Элану, спросил с надеждой:
– Сейчас я работать Канада – остаться?
– Нет, Анри, – Элан покачал головой. – Пока еще нет. Эти джентльмены будут задавать вам вопросы. Проведут расследование.
Анри огляделся и с оттенком робости нервно спросил:
– Вы остаться со мной?
– Да, я буду с вами.
– Мистер Мэйтлэнд! – вмешался Тэмкинхил.
– Слушаю.
– Если хотите немного побеседовать с вашим клиентом с глазу на глаз, мы охотно оставим вас одних, – любезно предложил чиновник.
– Спасибо, – искренне поблагодарил его Элан. – Думаю, в этом нет необходимости. Если бы вы позволили мне только объяснить ему…
– Да ради Бога.
– Анри, это мистер Тэмкинхил из канадской иммиграционной службы и мистер Батлер, адвокат, – пока Элан говорил, Дюваль переводил испытующий взгляд с одного на другого, и каждый из них ответил ему дружелюбным кивком. – Они будут задавать вам вопросы, а вы должны отвечать на них честно и откровенно. Если вы не поймете чего-нибудь из сказанного вам, вы тут же должны заявить об этом, и я постараюсь дать разъяснения. Но только ничего не утаивайте. Вы меня поняли?
Анри энергично закивал головой:
– Я говорить правду. Все время правда. Обращаясь к Элану, А. Р. Батлер веско заметил:
– К слову сказать, с моей стороны никаких вопросов не будет. Я здесь с миссией наблюдателя. – Он широко улыбнулся. – В мою задачу, можно сказать, входит гарантировать строгое соблюдение закона.
– Если уж на то пошло, – многозначительно заявил Элан, – то и в мою тоже.
Джордж Тэмкинхил сел на стул во главе стола.
– Итак, джентльмены, – решительно объявил он, – если вы готовы, думаю, можно начинать.
Элан Мэйтлэнд и Анри Дюваль сели рядом по одну сторону стола, напротив них заняли свои места стенографистка и А. Р. Батлер.
Тэмкинхил раскрыл лежавшую перед ним папку, взял из нее верхние листы, отделил второй экземпляр и передал его стенографистке. Хорошо поставленным четким голосом
– “Мною, Джорджем Тэмкинхилом, чиновником по особым поручениям, должным образом назначенным министерством по делам гражданства и иммиграции в соответствии с частью I статьи 2 закона об иммиграции, сегодня, 4 января, в здании канадской иммиграционной службы, Ванкувер, Британская Колумбия, согласно закону об иммиграции проводится расследование”.
Монотонным голосом он продолжал произносить казенное содержание документа. “Насколько же напыщенна вся эта корректность”, – подумалось Элану. Он не связывал почти никаких надежд с исходом этого мероприятия; уж очень ничтожно мала была вероятность того, что в результате процедуры, которую оно же само проводило и контролировало, министерство вдруг изменит свою твердую позицию, особенно учитывая, что едва ли сейчас им удастся обнаружить какие-либо новые факты. Однако – хотя бы потому, что он сам потребовал этого расследования, – формальности, все без исключения, должны быть выполнены. Даже сейчас Элан не был уверен, что его усилия принесли какой-то ощутимый результат. И все же, когда речь идет о законе, можно предпринимать только шаг за шагом в надежде, что до того, как наступит очередь следующего шага, выяснятся какие-либо новые обстоятельства.
Закончив чтение, Тэмкинхил спросил Анри Дюваля:
– Вам понятно, почему проводится данное расследование?
Тот с готовностью кивнул:
– Да, да. Я понимать.
Посмотрев в свои записи, Тэмкинхил продолжал:
– Вы имеете право, чтобы по вашему желанию и за ваш собственный счет ваши интересы в ходе данного расследования представлял адвокат. Является ли присутствующий здесь мистер Мэйтлэнд вашим адвокатом?
– Да.
– Вы готовы принести присягу на Библии?
– Да.
Совершив уже знакомый ему ритуал, Дюваль дал заверение, что будет говорить только правду. Не утруждая себя стенографией, рыжеволосая девица, сверкая лаком на ногтях, неторопливо записала: “Анри Дюваль должным образом приведен к присяге”.
Отложив папку, Тэмкинхил задумчиво погладил усы. С этого момента, понял Элан, вопросы будут задаваться экспромтом. Тэмкинхил негромко спросил:
– Как ваше полное и точное имя?
– Мое имя Анри Дюваль.
– Не носили ли вы когда-либо какое-нибудь другое имя?
– Никогда. Это имя мой отец давать мне. Его никогда не видеть. Мне говорить мать.
– Где вы родились?
Пока следовало повторение вопросов, на которые Дюваль после своего прибытия в Канаду двенадцать дней назад отвечал уже не раз – сначала Дану Орлиффу, потом Элану Мэйтлэнду.
Вопросы и ответы шли ровной чередой. Тэмкинхил, мысленно согласился Элан, действительно был искусным и добросовестным дознавателем. Задаваемые ровным, спокойным тоном вопросы были прямыми и просто сформулированными. Он выяснял ход событий в точной, насколько это было возможно, хронологической последовательности. В те моменты, когда из-за языковых трудностей возникало недопонимание, Тэмкинхил терпеливо возвращался к вопросу, пытаясь докопаться до истины. Он не пытался торопить, запугивать, ловить на слове или запутывать допрашиваемого. И ни разу Тэмкинхил не повысил голос.