В высших сферах
Шрифт:
К его приходу она переоделась, сменив строгий костюм, в котором была днем, на оранжевые брюки и незатейливый черный свитер, оживляемый лишь тройной ниткой жемчуга. “А в результате, – решил про себя Ричардсон, – изысканная и волнующая простота”.
Когда она входила в гостиную, он отметил ее необыкновенную грациозность. Каждое движение Милли отличалось выразительной ритмичностью и экономностью, она редко злоупотребляла жестикуляцией.
– Милли, – произнес он вслух, – вы удивительная девушка.
Позвякивая кубиками льда в бокалах, она принесла коктейли. Под оранжевыми брюками
– В каком смысле удивительная? – поинтересовалась Милли, протягивая ему бокал. Их пальцы соприкоснулись.
– Ну, вам без всяких там обычных прозрачных рубашечек и трусишек с кружавчиками и всего такого прочего удается быть самой сексуальной штучкой из двуногих.
Ричардсон поставил свой бокал, поднялся и поцеловал ее. На мгновение Милли замерла, потом осторожно высвободилась из его объятий и отвернулась.
– Брайан, – спросила она, – думаете, это правильно?
Девять лет назад она познала любовь и непереносимую боль утраты. Она полагала, что не любит Брайана Ричардсона, во всяком случае, так, как Джеймса Хаудена, но относилась к нему с теплотой и нежностью; эти чувства, она знала, могли перерасти в нечто гораздо большее, если позволят время и обстоятельства. Что, как подозревала Милли, едва ли произойдет: Ричардсон женат.., очень практичен.., и в конечном итоге еще один разрыв.., расставание.
– Что правильно, Милли? – решил уточнить Брайан Ричардсон.
– Думаю, вы сами знаете, – ровным голосом ответила она.
– Да, знаю. – Он взял в руки бокал, поднял его к свету, рассматривая содержимое, вновь поставил на столик.
Она хочет любви, призналась себе Милли. Все ее тело до боли жаждет любви. Но внезапно всю ее охватила тоска по чему-то большему, чем одна только физическая близость. Должны же быть какое-то постоянство, определенность. Да так ли они ей нужны в самом деле? Когда-то, когда она любила Джеймса Хаудена, она готова была довольствоваться куда меньшим.
Брайан Ричардсон медленно произнес:
– Я мог бы дурачить вас массой красивых слов, Милли. Но мы оба взрослые люди. Не думаю, чтобы вам это было нужно.
– Нет, – согласилась она. – Дурачить меня не нужно. Но и просто животным я тоже не хочу быть. Должно же существовать что-то большее.
– Для многих людей ничего большего не существует, – резко парировал он. – Если они честны сами с собой.
Через мгновение Ричардсон сам поразился, зачем он это сказал – из-за чрезмерной правдивости и прямоты, а может быть, из жалости к самому себе, из чувства, столь решительно осуждаемого им в других. Но действия, которое произвели его слова на Милли, он не ожидал. Ее глаза заблестели разом навернувшимися слезами.
– Милли, – с трудом выговорил он, – извините. Она отчаянно затрясла головой, и он решился подойти к ней. Вынув носовой платок, осторожно промокнул ей глаза и мокрые щеки.
– Послушайте же, – настаивал он, – я действительно не должен был так говорить.
– Все в порядке, – овладела собой Милли. – Похоже, вспомнилось, что я женщина.
«Боже
Ричардсон обнял ее.
– Я хочу тебя, Милли, – прошептал он. – Не знаю других слов, чтобы выразить иначе, но я хочу тебя, Милли.
Он приподнял ее лицо и поцеловал.
А на Милли вновь нахлынули сомнения и нерешительность.
– Нет, Брайан! Ну пожалуйста, не надо! – запротестовала она, но не сделала ни малейшей попытки вырваться из его объятий.
Его ласки пробудили в ней желание, все более острое и жгучее. Вот теперь ей все равно. “Потом опять будет одиночество, – робко шевельнулась у Милли мысль, – и чувство утраты, но это потом…” А сейчас.., сейчас, вот оно.., глаза закрылись, тело охватила дрожь.., сейчас, Брайан, сейчас…
– Ладно, – хрипло выговорила она.
В тишине выстрелом щелкнул выключатель. И донеслось тонкое пронзительное завывание двигателей самолета где-то высоко над городом. Звук приблизился, пронесся над ними и начал замирать вдали: самолет, выполнявший ночной рейс на Ванкувер с сенатором Деверо на борту среди прочих пассажиров, повернул в западном направлении, стремительно набирая высоту в ночной тьме.
– Будь нежным, Брайан, – прошептала Милли. – Сегодня, в этот раз.., прошу, пожалуйста, будь нежным.
ЭЛАН МЭЙТЛЭНД
Глава 1
В Ванкувере все рождественское утро Элан Мэйтлэнд проспал. Проснулся он с ощущением омерзительного вкуса во рту – накануне вечером крепко выпил в гостях у своего партнера по адвокатской конторе. Зевая и почесывая макушку коротко остриженной головы, он припомнил, что они прикончили пару бутылок на троих: он. Том Льюис и жена Тома Лиллиан. Конечно, они позволили себе лишку, поскольку ни у него, ни у Тома не было денег на подобные выходки, особенно сейчас, когда Лиллиан ждала ребенка, а у Тома возникли затруднения с выплатой взносов за крошечный домик, приобретенный в рассрочку полгода назад в Северном Ванкувере. “Да черт с ним со всем”, – подумал Элан, с трудом поднимая с кровати свою атлетическую шестифутовую фигуру. Босиком он прошлепал в ванную.
Возвратившись в комнату, натянул старые фланелевые брюки и застиранную футболку, некогда горделиво обозначавшую его принадлежность к родному колледжу. Приготовил себе чашку растворимого кофе и тост, наскреб из банки немного меда. Завтракал он, сидя на кровати, занимавшей едва ли не все ограниченное пространство его тесной холостяцкой квартирки на Гилфорд-стрит неподалеку от залива Инглиш-Бэй.
Позже при желании кровать можно заставить исчезнуть в стене как складной трап, но Элан редко торопился с этим занятием, предпочитая входить в новый день постепенно и не спеша, поскольку уже давно обнаружил, что наилучшим образом справляется со всеми делами, когда вникает в них медленно и без суеты.