В высших сферах
Шрифт:
– Но это только экспромтом.
– Естественно.
– Ладно, если предположить, что изложенные в газетах факты достаточно достоверны, то этот Дюваль не имеет вообще никаких прав. Прежде чем он смог бы обратиться в суд – если такой шаг принес бы какую-нибудь пользу, в чем я сомневаюсь, – ему было бы необходимо получить официальное разрешение на въезд в страну, что представляется маловероятным. – Элан бросил взгляд на Шерон. – По моим расчетам, все закончится тем, что судно продолжит плавание, а вместе с ним и этот Дюваль.
– Возможно, возможно, – протянул сенатор, разглядывая
– И очень часто, – согласился Элан. – Я же предупредил, что высказываю мнение, что называется, в предварительном порядке, без изучения вопроса. Чистый экспромт.
– Да, конечно, я понимаю, мальчик мой, – сенатор оторвал наконец взгляд от картины и вновь продолжил деловым тоном:
– Именно поэтому я прошу вас как можно глубже изучить это дело и посмотреть, найдутся ли какие-либо лазейки. Короче, я хочу, чтобы вы как адвокат представляли интересы этого несчастного молодого человека.
– Но если он…
Сенатор Деверо остановил его жестом предостерегающе поднятой руки.
– Сначала выслушайте меня. Я намерен оплатить вам гонорар за юридическую помощь и все ваши расходы по этому делу. Взамен я прошу только одно – чтобы мое участие в нем оставалось в тайне.
Элан в растерянности заерзал на канапе. Момент, он прекрасно понимал это, может оказаться весьма важным – как для него, так и для других. Само по себе данное дело пусть будет пустышкой, но, если его правильно повести, оно поможет ему установить полезные в будущем связи, а впоследствии и получить работу над другими делами. Когда он утром ехал сюда, он не знал, что его ждет, теперь, когда стало известно, он, казалось, должен был радоваться. А его все же терзали сомнения. Элан подозревал, что здесь кроется нечто гораздо большее, чем старик счел нужным ему открыть. Он явственно ощущал на себе взгляд Шерон.
Неожиданно даже для себя Элан спросил:
– Но почему, сенатор?
– Что почему, мальчик мой? – ласково поинтересовался Деверо.
– Почему вы так хотите, чтобы ваше участие оставалось в тайне?
На мгновение сенатор, похоже, смешался, потом лицо его прояснилось.
– В Библии сказано что-то вроде того, что, когда берешься за благодеяние, пусть левая рука не ведает, что творит правая.
Исполнено это было отлично. Но в голове у Элана все стало на свои места. Он тихо переспросил:
– На самом деле речь идет, видимо, не о благодеянии, а о политике, сэр? Сенатор сдвинул брови.
– Боюсь, не понимаю вас.
"Ну, – подумал Элан, – вот и все. Вот ты и сорвал сделку и потерял первого в твоей жизни крупного клиента”. Вслух он твердо проговорил:
– Сегодня иммиграция составляет главную политическую проблему. Это конкретное дело уже попало в газеты и может доставить правительству множество неприятностей. Не это ли вы задумали, сенатор? Использовать в своих целях того юношу на судне как своего рода пешку? И не поэтому ли вы обратились ко мне – молодому и зеленому, а не в вашу обычную юридическую фирму, которую сразу связали бы с вами? Очень сожалею, сэр, но вести юридическую практику таким образом в мои
Он говорил резче, чем намеревался, но возмущенное негодование в нем взяло верх. Он спросил себя: “А как же я все это объясню своему партнеру Тому Льюису? Как Том поступил бы на моем месте?” Элан подозревал, что Льюис действовал бы иначе: его партнер обладал достаточным здравомыслием, чтобы не отказываться от гонорара из-за дурацкого донкихотства.
Сквозь эти мысли извне прорвался какой-то дребезжащий звук. К своему удивлению, он обнаружил, что слышит довольный смешок сенатора Деверо.
– Молодой и зеленый – так вы, по-моему, сказали, мальчик мой? – сенатор опять залился смешком, мягко колыхая брюшком. – Ну-ну, может, и молодой, но уж точно не зеленый. А ты как думаешь, Шерон?
– Я бы сказала, что ты, дед попался. Элан заметил в устремленном на него взгляде Шерон нескрываемое уважение.
– Согласен, милочка, и вправду попался. Ты отыскала очень неглупого молодого человека.
Элан ощутил, что атмосфера резко изменилась, он, правда, не был уверен, в лучшую ли сторону. Точно теперь он знал одно – сенатор Деверо был человеком непростым и многогранным.
– Ну ладно, значит, карты на стол, – тон сенатора также изменился, его голос звучал не столь внушительно, сейчас он словно обращался к равному себе. – Предположим, все, что вы здесь наговорили, правда. Но следует ли из этого, что тот молодой человек на судне так и не имеет права на юридическую помощь? Следует ли из этого, что ему нельзя протянуть руку помощи только потому, что мотивы отдельного лица, в данном случае – мои, могут носить неоднозначный характер? Если бы вы, мальчик мой, не дай Бог, тонули, разве вы стали бы думать о том, что тот, кто бросился вас спасать, поступил так исключительно потому, что посчитал, будто живой вы ему можете еще пригодиться?
– Да, – согласился Элан, – пожалуй, вы правы.
– Тогда в чем разница? Если она вообще существует. – Сенатор Деверо подался вперед. – Позвольте кое-что у вас спросить. Думаю, вы верите в то, что любая несправедливость должна быть исправлена?
– Конечно.
– Конечно, – повторил сенатор, кивая головой, словно удовлетворенный собственной проницательностью. – Возьмем тогда этого молодого человека на судне. Нам говорят, что у него нет никаких законных прав. Он не является ни канадским гражданином, ни добропорядочным иммигрантом, ни даже транзитным гостем, который сойдет на берег и вскоре покинет страну. В глазах закона его просто не существует. Поэтому, даже если он пожелает апеллировать к закону – обратиться в суд за разрешением на въезд в эту или другую страну, – он не сможет этого сделать. Правильно?
– Я бы не стал прибегать к таким формулировкам, – осторожно согласился Элан, – но по сути правильно.
– Иными словами, ответ утвердительный.
– Да, – криво усмехнулся Элан.
– Тогда давайте предположим еще, что сегодня ночью этот же самый человек на судне в Ванкуверском порту совершит поджог или убийство. Тогда что с ним станет?
Элан кивнул. Он понял, куда клонит сенатор.
– Его отконвоируют на берег и подвергнут суду.