В высших сферах
Шрифт:
Когда все четверо расселись, слуга-филиппинец внес поднос с напитками. Артур Лексингтон выбрал себе шотландское виски с водой, а президент – сухой херес. Адмирал Рапопорт свирепо мотнул головой в знак отказа, а перед Хауденом слуга, расплывшись белозубой улыбкой, поставил стакан виноградного сока со льдом.
Пока разбирались и расставлялись напитки, Хауден незаметно разглядывал адмирала, вспоминая все, что он слышал об этом человеке, который, как утверждали некоторые, обладал сейчас буквально такой же властью, как и сам президент.
Четыре года назад капитан ВМФ США Левин Рапопорт был обычным морским офицером на
Добавьте к этому чудовищное самомнение (полностью оправданное, но тем не менее весьма неприятное), потрясающе дурные манеры, нетерпимость к уставным “каналам” и бюрократическим процедурам и нескрываемое презрение к тем, кого капитан Рапопорт по интеллекту ставил ниже себя – а таковых оказывалось большинство.
Чего только не смогли предвидеть морские военачальники, принимая решение избавиться от необузданного гения, так это яростной шумихи, поднятой конгрессом и общественностью, убоявшихся колоссальной утраты, которую понесет нация, если мозг Рапопорта перестанет активно заниматься своим делом. Один из конгрессменов лаконично прокомментировал сложившуюся ситуацию:
"Какого черта, нам нужен этот мерзавец”.
Поэтому, осыпаемый тумаками с двух сторон – тут вовсю старались и сенат, и Белый дом. – военно-морской флот дал полный назад и присвоил Рапопорту контрадмирала, избежав, таким образом, его увольнения в отставку. Два года и два очередных звания спустя Рапопорт (к тому времени полный адмирал и еще более колючий, чем прежде) вследствие целой серии новых блестящих свершений был изъят президентом с военно-морской стези и назначен начальником президентского аппарата.
Уже через несколько недель благодаря неистощимой энергии и бесспорным способностям новичок взял в руки такую непосредственную власть, какой никогда не знали его предшественники – такие как Харри Хопкинс, Шерман Эдам или Тед Соренсон.
С тех пор список достигнутых под его руководством успехов, широко известных и оставшихся в тайне, приобрел впечатляющие размеры. Новая программа иностранной помощи, которая, хотя и запоздало, начала завоевывать Америке уважение вместо осуждения; для укрепления внутренней экономики – аграрная политика, которой фермеры сопротивлялись всеми силами, утверждая, что она не будет работать, но которая (как и предсказывал Рапопорт с самого начала) дала отличные результаты; чрезвычайные меры в области научных исследований и – с прицелом в будущее – возрождение научного образования и фундаментальной науки. Были ужесточены меры и по соблюдению закона: с одной стороны, нанесен удар по махинациям в промышленности, с другой – произведена чистка профсоюзов, кульминацией которой явилось свержение главаря профсоюзной мафии Лафто, водворенного за решетку.
Кто-то,
Все это время, пока президента восхваляли за его прозорливость в поисках талантов, адмирал Рапопорт продолжал вызывать враждебность и неприязнь к себе в тех же пропорциях, что и прежде – если не в больших.
Сейчас Джеймс Хауден мысленно спрашивал себя, как этот неприятный и грубый субъект повлияет на судьбу Канады.
– Прежде чем мы начнем, – произнес президент, – хотел бы поинтересоваться, есть ли у вас все необходимое в Блэр-хауз?
Артур Лексингтон поспешил ответить, улыбаясь:
– Нас там просто заласкали.
– Что ж, рад слышать. – Президент устроился поудобнее за большим столом. – Иногда у нас там, через улицу, случаются небольшие неприятности – вроде той, когда арабы подожгли свои благовония, а вместе с ними заодно и часть дома. Надеюсь, вы-то хотя бы не станете отдирать панели, как русские, в поисках спрятанных микрофонов.
– Обещаем вам этого не делать, – заявил Хауден, – если, конечно, укажете, где они установлены. Президент издал свой характерный горловой смешок:
– Вам лучше запросить по этому поводу Кремль. Я не удивлюсь, если они воткнули свой передатчик, пока там находились.
– А может быть, это и неплохо, – шутливо заметил Хауден. – По крайней мере они хотя бы так нас услышат. А то по другим каналам у нас не очень получается.
– Да, – согласился президент. – Боюсь, вы правы. Неожиданно наступило молчание. Через приоткрытое окно едва слышно доносились шум уличного движения и детские крики на игровой площадке Белого дома. Откуда-то неподалеку скорее угадывался, чем слышался, приглушенный стенами дробный перестук пишущей машинки. Хауден обостренно ощутил, что атмосфера резко изменилась от легкомысленной веселости к гробовой серьезности. Он спросил:
– Чтобы исключить недопонимание, Тайлер, вы по-прежнему придерживаетесь мнения, что открытый крупный конфликт в сравнительно недалеком будущем неизбежен?
– Всем сердцем и душой, – ответил президент, – я бы желал сказать “нет”. Но могу сказать только “да”.
– И мы к нему не готовы, не так ли? – вступил в разговор Артур Лексингтон.
Президент подался всем телом вперед. Позади него ветерок колыхал занавеси и легонько шевелил флаги.
– Нет, джентльмены, – тихо проговорил он. – Мы не готовы и не будем готовы, если Соединенные Штаты и Канада, действуя во имя свободы и надежды на лучший мир, в котором мы живем, не станут плечом к плечу на защиту своей единой границы и нашей общей обороноспособности.
"Ну, вот, – мелькнула у Хаудена мысль, – как быстро мы подошли к главному”. Под испытующими взглядами собеседников он сообщил как само собой разумеющееся:
– Я много думал над вашим предложением относительно союзного акта, Тайлер.
По лицу президента скользнула тень улыбки.
– Могу себе представить, Джим.
– Есть много возражений, – сказал Хауден.
– Когда речь идет о делах такого масштаба, – спокойно согласился президент, – было бы удивительно, если бы их не было.