В закрытом гарнизоне

Ковалев Валерий Викторович

На утро третьего, простившись с родней, молодая чета отбыла к месту службы Сереги.

Там ее ждал сюрприз.

Старший оперуполномоченный Веня Дятчик был переведен «направленцем» в Североморск, и начальник вручил Гладкову ключи от освободившейся квартиры.

– Везет тебе, однако, – сказал Сереге Валера Шадрин, когда он проставлялся по этому поводу. – За одну неделю и жена, и квартира.

– Так получилось, – улыбнулся тот, и они сдвинули стаканы.

А спустя месяц Гладков уходил в очередную автономку.

В голубой

дымке таяли скалистые берега, где его впервые ждали.

Парни с «Хиросимы»

– Команде Милованова выйти наверх для построения на пирсе! – метпллически пробубнил по отсекам «каштан», и, спустя пять минут, натянув ватники, мы переминаемся в шеренгах, вдоль черного борта ракетоносца.

Пару месяцев назад мы прибыли из атомного учебного центра на 3 флотилию ракетных подводных крейсеров стратегического назначения в Гаджиево, откуда, после стажировки, должны убыть в Северодвинск для испытаний и приемки корабля нового поколения.

Сейчас же временно обретаемся в одной из береговых казарм, и только что пришли с очередной отработки в море, в составе экипажа однотипной лодки.

– Значит так, – обращается к строю, стоящий перед нами помощник. – Сейчас все следуем в казарму, забираем вещи, после чего переселяемся в другую. И называет номер.

Все рады такому сообщению, поскольку в той, где мы живем, собачий холод, перебои с водой, и она явно нуждается в ремонте.

– Там, в смежном кубрике, живут несколько моряков с «К-19», – продолжает помощник, хмуро обводя нас взглядом. – Относиться к ним уважительно, и с расспросами не приставать. Ясно?

– Ясно, – шелестит вдоль строя, и мы тоже хмуримся.

Названный им ракетный крейсер 1-го поколения, окрещенный моряками «Хиросимой», не так давно вернувшийся из Северодвинска после очередного ремонта, стоит на одном из дальних пирсов и имеет мрачную историю.

В начале 60-х, во время учений «Полярный круг», на нем едва не взорвался реактор, и от переоблучения погибли четырнадцать моряков, в 1969 крейсер столкнулся под водой со следившей за ним американской субмариной, а в феврале этого года, во время боевой службы в Северной Атлантике, на нем заживо сгорели двадцать восемь членов экипажа.

– Ну, а если ясно, то вперед. Юркин, веди строй.

Стоящий на правом фланге старшина 1 статьи Жора Юркин выходит из шеренги, затем следует команда, и мы шаркаем подошвами в сторону контрольно-дозиметрического пункта.

Далее следует переодевание в здании санпропускника, после чего, облаченные в черные бушлаты и бескозырки, мы покидаем режимную зону и направляемся в сторону казарменного городка.

На дворе осень, в небе клубятся облака, скоро зима.

Спустя полчаса, навьюченные вещмешками, свернутыми матрацами и прочим скарбом, мы поднимаемся на четвертый этаж новой казармы.

Она

выгодно отличается от старой, что радует.

В двух просторных, расположенных по обе стороны центрального прохода кубриках, ряды двухярусных кроватей, (несколько слева аккуратно застланы синими шерстяными одеялами) далее ленкомната и офицерские каюты, а в противоположном конце помещения бытового назначения.

– Наш правый, – говорит Жора, после чего мы шмякаем матрацы на кровати и привычно обустраиваемся.

– Лепота! – покачавшись на пружинной сетке, – басит сибиряк Вовка Кондратьев и щупает рукой одну из батарей парового отопления – она теплая.

Соседи появляются вечером, когда, вернувшись с лодки, мы занимаемся по интересам.

Их шестеро, все седые и с орденами «Красной Звезды» на форменках.

– Ни хрена себе, – тихо протягивает кто-то из наших, а «козлисты» прекращают очередную партию.

– Чего вы ребята? Играйте, – кивает нам один из вошедших, и парни следуют в свой кубрик.

В воздухе возникает напряженная тишина, потом игра возобновляется, а часть из наших срочно отправляется в умывальник.

– Это наверно те, что были в десятом, – потянув из пачки «Приму», пускает ее по кругу Жора.

– Скорее всего, – говорит Витька Лебедев, и все закуривают.

Когда на «Хиросиме» выгорели девятый и восьмой отсеки, находившихся в десятом тоже посчитали погибшими.

Затем, по штормовой Атлантике, обездвиженную лодку почти месяц буксировали в Североморск, и все это время, в концевом отсеке, в кромешнем мраке и холоде, практически без пищи и воды, находились двенадцать подводников. Они несли вахту и обеспечивали его живучесть.

– А чего их всего шестеро? – интересуется кто-то из ребят. – И не в составе экипажа?

– Наверное, после госпиталя, – делает предположение Серега Осмачко. – Видок у них еще тот.

– Слышь, Жор, – обращается к Юркину Славка Гордеев. – А может того, пойдем с ними пообщаемся? Ну, мол, что и как?

– Отставить, – досасывает старшина бычок. – Слышали, что сказал помоха?

– Точно, – поддерживает Юркина Серега Корунский. – С такими вопросами в душу лучше не лезть. Не тот случай.

С этого момента в кубрике становится тихо, рано утром мы уходим на лодку, а когда возвращаемся, стараемся не беспокоить соседей.

Они же держатся особняком, общаются только между собой и в основном молчат.

В один из таких вечеров мы собираемся небольшой компанией в баталерке.

За темным окном пелена дождя, далеко в заливе всплескивает створный знак, скучно.

Трое из нас вяло перебрасываются в подкидного, Серега Антоненко пишет письмо на родину, а я, усевшись на подоконник, лениво перебираю струны экипажной гитары.

Внезапно неплотно прикрытая дверь открывается, и в проеме возникает один из наших соседей.