В землях Заката
Шрифт:
Варламов бьёт в отчаянии, зная, что времени для второго удара не будет. Бьёт во вспышке безумия, как в детстве, когда насела орущая шпана и надо было держаться, пока не придёт помощь, иначе забьют насмерть. Бьёт изо всей силы, накопленной за месяцы таскания тяжестей на складе.
Зажигалка и парализатор летят на пол. Служитель Трехликого ещё падает вместе со стулом, а Варламов выхватывает изо рта трубку и, сильно нажав на концы, швыряет к алтарю. Пальцы не чувствуют укола (видимо, здесь нет антидота), и Евгений закрывает уши ладонями, сознавая,
К его ужасу, некоторое время ничего не происходит. Несколько красных фигур оборачивается, а собеседник Варламова, грянувшись о пол, стонет, но уже приподнимается с перекошенным от злобы лицом.
И тут «пищалка», как её про себя окрестил Варламов, сработала! Словно невидимый великан хватает его одной рукой за горло, выдавив слёзы из глаз, а другой с неимоверной грубостью проходится по всему телу.
От дикой щекотки Варламов заходится не то в смехе, не то в рыдании. Тело бьётся в судорогах и, если бы не путы, скатился бы на пол. Сквозь льющиеся слёзы видит, как падают в корчах красные фигуры, как шатается и отступает под укрытие занавеса высокая тень. Лишь Джанет остаётся неподвижной на чёрном алтаре. Какофония жуткого смеха оглашает храм, словно сами Три лика явились, чтобы посмеяться над поклонниками…
Варламов изнемогает. На щеках уже не слёзы — это воды чёрной реки подступают к глазам. Оставшийся в сознании островок здравомыслия молит, чтобы они сомкнулись над ним и укрыли от адского смеха, размывающего мир.
И темнота поглощает его…
Он пиходит в себя от холода на щеке и открывает глаза.
Перед ними колышутся белые чаши цветов на высоких стеблях, и сердце Варламова ноет, где-то уже видел их. Цветы растут среди бледно-зелёной травы, щекой в ней и лежит Варламов. За травой маячит тёмная гладь.
— Ну что, Евгений? — слышит он знакомый голос. — Как американская жизнь?
Варламов скашивает глаза — голову не в силах поднять — и видит Сирина. Тот в камуфляже, сидит на берегу и покусывает травинку.
— Хреново, — вяло отзывается Варламов. Но вдруг соображает и вскидывается: — Я что, тоже умер?
— Пока нет, — хмыкает Сирин. — Но вполне можешь. Если быстро не свалишь отсюда, то возвращаться будет просто некуда. Пока здесь ловишь кайф, твоё бренное тело разорвут на кусочки.
— Ты вроде был в другом месте, — вспоминает Варламов. — Когда говорили по телефону.
Сирин вздыхает:
— Попы это мытарствами называют. Вот не думал, что в чём-то правы окажутся. Хотя всё равно много наврали.
— Послушай… — начинает было Варламов, но Сирин глядит на него с такой тоской, что сразу умолкает.
— Слушай, Евгений! Я что, неясно выразился? Вали обратно. Рано тебе сюда, понимаешь. Не думай, что тут тишь да божья благодать. Здесь… — По лицу Сирина проходит судорога, и он закрывает рот.
Белый цветок покачивается перед Варламовым, и того пронзает ледяной озноб: вспоминает белое лицо Джанет.
— Ты прав, — с трудом говорит он. — Но как?..
И умолкает.
Белые
Наконец он смог опереться на трясущиеся руки и приподнять голову от лужи блевотины. Перед глазами плыло, а в череп будто колотили кувалдой: Бум! Бум!..
Варламов попытался сесть, но не смог, а желудок снова вывернуло, на этот раз всухую. Когда перестало рвать, Евгений ощупал себя и понял, что лежит на полу вместе со стулом — видимо, в корчах оторвал от пола. Встал на четвереньки и, обламывая ногти, развязал узел за поясницей. Несколько раз сознание меркло и приходилось делать передышку, а одежда насквозь промокла от пота. К счастью, с ногами оказалось легче: лёг на бок и, ослабив узлы, стащил верёвку по ножкам стула вниз.
Наконец освободился от стула и, ещё сидя на полу, поглядел вокруг. Его страж скрючился рядом: из оскаленного рта выползала пена, рядом лежал парализатор. Варламов долго соображал (думать можно было только в промежутках между ударами кувалды), потом взял парализатор и, цепляясь за опрокинутый стул, попытался встать.
Это удалось наполовину: стоило поднять голову чуть выше, и удары кувалды становились нестерпимы. Согнувшись и хватая ртом горький воздух, Варламов заковылял вперёд, где на алтаре лежала Джанет. К счастью, в церкви стояли скамьи, и можно было придерживаться за спинки.
Несколько раз он спотыкался о тела, но наконец добрался до чёрного ложа. Снова постоял в тупом недоумении: что делать дальше? Лицо Джанет было бледно, колыхалось перед глазами Варламова, но всё равно выглядело прекрасным.
Удары кувалдой чуть стихли, и стало возможно выпрямиться. Варламов выронил парализатор, просунул руки под тело Джанет и, опрокидывая горящие свечи, стащил с ложа. Боялся, что не удержит её, но даже не заметил тяжести.
Он был ещё как в бреду: красное и чёрное плыло перед глазами, тёмные фигуры тянули скрюченные руки, грозные тени таились в углах.
Варламов застонал, но пошёл к двери и вдруг почувствовал, что дойдёт. Ничто не заставит его выпустить из рук Джанет.
Всё же у выхода пришлось пристроить её на скамью. Варламов долго отодвигал стальные засовы, пока в помещение не хлынул сырой ночной воздух. Тогда Евгений снова поднял Джанет и вынес наружу.
Американский городок мирно спал, то ли не замечая творившихся в нём непотребств, то ли привыкнув к ним.
Варламов с удивлением заметил на стоянке автомобиль Джанет. Впрочем, поклонникам Трехликого было удобно привезти в нём свои жертвы. Странно, что не загнали потом в какой-нибудь гараж — наверное, торопились принять участие в мерзком ритуале.
Варламов криво усмехнулся, его задача облегчилась. Впрочем, радоваться было рано: усадить бесчувственную Джанет на сиденье маленького автомобиля оказалось невероятно трудно.