В зеркале любви
Шрифт:
– Как она умерла?
– Мы до сих пор точно не знаем. Врачи сказали, что она выпила целую бутылку ацетона.
– О боже…
– Прости, Энн, что говорю тебе это. Теперь ты понимаешь, почему мы долгие годы оберегали тебя от правды? Мы заботились о тебе как о родной дочери. Твоя тетя старалась быть самой нежной матерью на свете. Пожалуйста, не забывай об этом и не вини ее. Она до последнего сражалась с безумием Камиллы. Она консультировалась с лучшими психиатрами, покупала ей самые дорогие лекарства, каждый день гуляла с ней по парку… все было напрасно. Камилле становилось
– Но что послужило толчком?
– Врачи сказали, что дело в наследственности. Шизофрения чаще всего передается из поколения в поколение по женской линии.
– Значит… я тоже могу нести в себе эту заразу? И я тоже окажусь в психиатрической лечебнице, а однажды, когда врачи потеряют бдительность, хлебну какой-нибудь отравы?
– Энн, прекрати. Ты не больна.
– Ты ведь сам вчера сказал, что мне нужен врач.
– Сама посуди: в последнее время ты плохо ешь и почти не спишь. На тебя уже страшно смотреть. А еще эти разговоры о зеркале-убийце и письме с ключом от дома бабушки… Кстати, куда ты дела зеркало?
– Выбросила, – солгала Энн.
На лице Томаса тут же появилась мягкая улыбка. Человек верит лишь в то, во что он хочет верить.
– Вот и умница. А где ты провела день?
– Каталась по городу.
– Как машина? Ты вроде бы жаловалась на нее?
– Все в порядке, – устало ответила Энн. – Прости, но я жутко устала. Завтра мне рано вставать.
– Кстати, Люсинда посоветовала мне договориться с директором твоей школы, чтобы ты сдала экзамены на будущий год, – робко предложил Томас.
Он опасался, что Энн придет в ярость от одной только мысли, что ей придется лишний год ходить в школу и закончить ее позже своих одноклассников. Однако Энн лишь кивнула.
– Тогда я как-нибудь зайду в твою школу, не возражаешь?
– Нет, разумеется. Как считаешь нужным. – Энн зевнула.
– Ну все, ложись спать. У нас обоих был трудный день, но я рад, что ты с таким мужеством приняла страшное известие о своей матери.
Мистер Браун вышел из комнаты. Энн замерла и прислушалась. Только бы дядя не вздумал снова запереть ее на ключ! Но нет. Шаги затихли в дальнем конце коридора, и Энн наконец дала волю слезам. Она оплакивала не только свое горе, но и горе своей несчастной матери, потерявшей рассудок в столь молодом возрасте. Она оплакивала горе тети Долли, лишившейся сестры.
Однако Энн сейчас больше всего волновало собственное будущее. Дядя, без сомнения, отвезет ее к врачу. Она не сумасшедшая. У нее есть доказательство – письмо. И присланный ключ от дома миссис Рэдфорд. Не могла же она написать письмо сама! Она и понятия не имела о том, что ее бабушка жила в Джеймстауне.
Но почему человек, пославший письмо, до сих пор не дал о себе знать? Зачем было назначать встречу, на которую не собираешься являться? Кто он, таинственный автор послания?
Энн протянула руку и взяла с тумбочки сотовый телефон. Быстро нашла номер нового друга. Несколько длинных гудков.
– Алло?
– Мартин, это Энн. Прости, если разбудила, но мне нужна твоя помощь. –
– Ты в порядке? У тебя такой голос… Ты плачешь?
– Уже нет. – Энн всхлипнула. Ну почему всегда, когда тебя просят не плакать, слезы как по команде вытекают из глаз?!
– Как тебя найти?
– Нашвилл, Родео-драйв, пятнадцать.
– Считай, что я уже у тебя.
– Нет-нет, – остановила его Энн. – Завтра. Утром, когда мой дядя уйдет на работу.
– Он что, посмел тебя обидеть?!
– Он своеобразно понимает заботу обо мне. Похоже, он намерен поместить меня в клинику для душевнобольных. Мартин, прошу тебя, не позволяй ему это сделать. Ты ведь веришь мне, правда? Ты знаешь, что я не сумасшедшая. Ты ведь видел письмо. И ключ… А то, что этот дом принадлежал моей бабушке, не может быть простым совпадением.
– Энн, не волнуйся. Я никому не позволю причинить тебе вред. И мы вместе разберемся, что все это значит. А теперь попытайся уснуть.
– Я боюсь. Боюсь, что не выдержу и действительно сойду с ума. Мои кошмары… они снова повторяются…
– Кошмары?
– Да. Темноволосая женщина преследует меня, а я… я не знаю, как выбраться из леса. Мне страшно, а она смеется. И ее смех… О боже, ее смех ужасен! Она смеется, потому что знает, что я никуда не денусь. Ей нравится наблюдать за тем, как меня парализует ужас.
– Во-первых, перестань перед сном думать о всяких ужасах. Немудрено, что они тебе снятся. Ты ведь сама настраиваешься на то, что увидишь во сне. Пусть сегодня тебе приснюсь я. Только представь: я приеду к тебе на серебристом «мустанге» и отвезу в сказочный мир.
– Вот уж не думала, что ты романтик, – усмехнулась Энн.
– А я не думал, что ты такая трусиха. Пообещай, что поцелуешь меня во сне.
– Мартин…
– Обещай, – не унимался он.
– Хорошо. Обещаю. Только как ты об этом узнаешь?
– За меня не волнуйся, Энн. Своего я не упущу. Если ты пообещала мне поцелуй, то он мне достанется. А теперь – спокойной ночи. Закрывай глаза и спи. Завтра придется покататься. У меня, кажется, созрел план.
– И ты мне, разумеется, о нем ничего не скажешь.
– Завтра утром.
Не успела Энн обвинить Мартина в разжигании ее любопытства, как из трубки донеслись короткие гудки.
12
Мартин, как и обещал, приехал за Энн в восемь тридцать утра. Он припарковал машину около соседнего дома и дождался, пока «форд» Томаса Брауна выкатится из гаража и скроется за поворотом.
Энн выбежала на крыльцо, едва услышав сигнал. Они с Мартином не обговаривали условные знаки, но она почему-то сразу догадалась, что это именно Мартин дает ей знать, что прибыл. В руках девушки была дорожная сумка. Человеку, не страдающему от излишнего любопытства, она бы показалась ничем не примечательной. Сотни девушек и парней не только в Нашвилле, но и по всей Америке ездят с такими сумками в спортзалы или на пикники.