В зеркале сатиры
Шрифт:
— Моя специальность — контейнеры.
— То есть?
— Видите ли, — сказал человечек, поправив пенсне, — контейнерные перевозки занимают все большее место на железнодорожном транспорте. Признано, что перевозить грузы хорошо упакованными в контейнерах гораздо удобнее, чем на открытых платформах или в вагонах. Контейнерная служба стала одной из важнейших на наших стальных магистралях…
Но Диогенов, являющийся непревзойденным мастером отвлеченных дидактических рассуждений, не терпел этого у других. И потому довольно грубо прервал:
— Говорите короче. Что вы
— Мы их заменяем. Пока товарный состав стоит на путях, мы снимаем контейнеры с платформ и заменяем их другими. Наши контейнеры загружаются щебнем и булыжником, а те, которые следуют с поездом, чем придется.
— И попадаются ценные грузы?
— Попадались, — уточнил посетитель. — Например, мебель, холодильники, газовые плиты и прочая домашняя утварь. Но сейчас положение резко изменилось. С тех пор как отменена ведомственная охрана товарных составов, все чаще происходят досадные казусы.
— Какие именно?
— Ну, например, мы ожидаем в контейнере ижевские мотоциклы, а получаем тот же щебень и те же булыжники. Нас забивает конкуренция. К Галаховке контейнеры прибывают основательно обработанными. И потом во всем этом деле есть большая доля риска. Мы имели несколько случаев тяжелого травматизма.
Диогенов теперь припомнил Шока, он видел его на учредительном собрании. Тогда Теоретик и подумать не мог, что этот тщедушный человечек занимается столь опасным промыслом.
— Мне кажется, такая работа вообще не для вас. Это же чистая уголовщина! А вы интеллигентный человек, уважаемый Шок. Где вы учились?
— В коммерческом училище, с вашего позволения. Но был изгнан оттуда за некрасивые поступки.
— Это ничего, необходимый запас знаний у вас, надеюсь, сохранился. Вы знакомы с публичной библиотекой — главным книгохранилищем страны?
— Приходилось бывать. Только не в ней, а под ней. Там станция метро, где пересаживаются с одной линии на другую.
— Теперь вам нужно выбраться из-под земли и стать постоянным посетителем библиотеки. В читальном зале вы заведете себе постоянный абонемент.
— И чем же я буду заниматься?
— Похоронным делом.
— Хорошо, — покорно согласился посетитель. — По моим годам вполне приличное занятие.
И с некоторых пор поздний посетитель Диогенова стал завсегдатаем читального зала публичной библиотеки. Он интересовался только районными газетами. С утра брал груду подшивок и сидел за столиком до позднего вечера, делая какие-то выписки. Работал он планомерно, по заранее выработанной системе. Вооружившись административным справочником, сначала выписал все районы европейской части СССР, а потом постепенно переходил на восток.
Две с половиной тысячи газет, сотни тонн пропущенной через типографские станки бумаги. Что же выискивал Шок в этом безбрежном газетном океане? Если бы кто-нибудь понаблюдал за аккуратным посетителем читального зала, он непременно обратил бы внимание, что Шок, развернув очередной номер газеты, интересовался только его последней страницей. А здесь его внимание привлекало лишь небольшое объявление в траурной рамке. Например, такое:
«Райком КПСС и Исполком районного
Шок тщательно выписывал это печальное известие и адрес редакции. За полный рабочий день, прерываемый лишь коротким визитом в библиотечный буфет, где Шок выпивал бутылку кефира, ему удавалось выудить из подшивок до двадцати подобных извещений.
Незадолго до закрытия библиотеки Шок сдавал подшивки и, засунув толстую общую тетрадь в портфель, уходил домой. Там и протекала его настоящая работа. Шок писал сочувственные письма.
«Дорогие товарищи! — обращался он к неведомым ему сотрудникам районной газеты. — Случайно я узнал о том, что безжалостная смерть вырвала из наших рядов незабвенного Ивана Петровича. Может быть, он никогда не говорил об этом, но пламенные комсомольские годы мы провели с ним рядом, плечом к плечу. Замечательный человек, прекрасный работник, он всегда был для меня примером принципиальности, верности долгу гражданина и коммуниста.
О время, время! Как неудержимо катит оно свои бесшумные волны, смывая в Лету бойцов и героев! Я перебираю в памяти мельчайшие подробности наших редких встреч и плачу или печально улыбаюсь. Да, вот одна такая смешная подробность: встретились мы с Иваном Петровичем случайно в поезде. Я возвращался из госпиталя, а он ехал куда-то по служебным делам. Что-то произошло у Ивана Петровича в дороге, и он занял у меня 25 рублей. Сумма пустячная, и мой друг, вероятно, забыл о ней, а мне не хотелось напоминать. Грустно сознавать, но так вот мы и уходим с неоплаченными большими и малыми долгами перед жизнью.
Передайте мое искреннее сочувствие семье. Павел Лаврентьевич Шок, инвалид 1-й группы. Москва, 22-е почтовое отделение, до востребования».
Как, вероятно, догадался читатель, стиль своего письма Павел Лаврентьевич заимствовал из древних, сохранившихся у него учебников коммерческого училища, где приводились образцы переписки по разным поводам — радостным и печальным.
Прошло около месяца после отправки первого письма. Однажды Павел Лаврентьевич зашел на почту и протянул паспорт в окошечко, над которым была прикреплена табличка: «Корреспонденция до востребования».
— Мне должен быть денежный перевод.
— Есть, — сказала девушка и протянула извещение.
На корешке перевода было несколько строк, написанных аккуратной женской рукой.
«Дорогой Павел Лаврентьевич! — писала вдова. — Благодарю вас за сердечное сочувствие. Посылаю сумму, которую задолжал вам мой покойный муж».
Выйдя из почты, Павел Лаврентьевич порвал корешок переводного бланка на мелкие кусочки и бросил в уличную урну. Душа его ликовала: получилось так, как и предсказывал ему Теоретик. В первые дни люди переживают обрушившееся на них горе особенно остро и потому не могут мыслить рационалистически. Стремление воздать должное памяти любимого человека затмевает у них все другие соображения.