В зеркале сатиры

Семенов Мануил Григорьевич

Ну а как быть, если понадобилось что-то не для потока, а в одном-единственном экземпляре? Тут-то и начинаются парадоксы.

— Мы выпускаем проекты-красавцы, которые в другом месте, не задумываясь, назвали бы уродами, — любил повторять Гоша.

И он был прав. Индивидуальный проект, если речь идет не об уникальной домне или каком-то другом крупном экспериментальном сооружении, на фоне типового проектирования действительно выглядит уродом. За разработку проекта, рассчитанного на одно изделие, никакая проектная организация не возьмется. В особенности, если речь идет о средствах передвижения под водой или другом

сложном оборудовании для подводных работ. А бюро Гоши Крашенинникова такие заказы охотно принимало.

Многочисленную клиентуру привлекала простота расчетов. Заключался договор, и предусмотренные им суммы переводились на текущий счет бюро в сберкассе, минуя банковский контроль. Упрощена была также расплата с исполнителями проектов. Люди приходили в бюро, расписывались в ведомостях и, получив деньги, уходили. Распорядителем текущего счета в сберкассе был Гоша Крашенинников, и он беспрепятственно снимал с этого счета любые суммы. Не случалось никаких осложнений.

Синее-синее, безоблачное небо, как ты прекрасно!

Однако облачко все-таки появилось. Однажды к начальнику одного из столичных отделений милиции зашел сотрудник.

— Странное дело к нам поступило от черноморских коллег, — доложил он. — Ревизия, которую проводили на местной водной станции, обнаружила любопытный факт: на текущий счет станции поступили деньги за выполненный проект.

— Что же тут странного? Люди составили проект и получили за него деньги.

— Странно то, что на станции нет ни одного проектировщика. Да и сам проект касается строительства… канализации.

— Какая канализация? Бред!

— Вот и я говорю — бред! Но тем не менее деньги банк начислил станции, и она, согласно указанию заказчика, перевела все две с половиной тысячи руководителю проекта — некоему Шишкину. Москвичу.

— Шишкин, конечно, не обнаружен?

— Нет. Деньги поступили в почтовое отделение, до востребования.

— Ну а заказчик хотя бы известен?

— Да. Кондитерская фабрика.

— Займитесь тогда этим делом. И не мешкая. За ним чувствуется какая-то крупная афера.

— Слушаюсь.

Завком профсоюза и бухгалтерию фабрики не очень смутил визит милиции.

— Да, проект заказывали. Понадобилось провести канализацию в стационарном фабричном пионерском лагере, а без проекта никто строить не будет. Почему заключили договор с Шишкиным? А с кем прикажете вступать в договорные отношения? Может быть, с Пушкиным? Все проектные конторы, куда ни обращались, наотрез отказались заниматься мелким и потому невыгодным проектом. А почему деньги за проект перевели водной станции? Так было оговорено в договоре. Перечислили не частному лицу, а официальной организации, имеющей счет в банке. Кто такой Шишкин? Обыкновенный человек. Еще довольно молодой, с усиками. Наверное, инженер. Где живет, не знаем, а телефон свой оставлял. Если случайно не выбросили листочек с номером телефона, то сейчас найдем.

Переговоры, протекавшие в таком вот духе, закончились тем, что листочек нашли и вручили работнику милиции. Он поблагодарил за содействие и ушел.

А в это время в бюро в Трехколенном переулке разразилась буря. В руки Гоши попала копия проекта злосчастной канализации.

— Что это такое? — спросил он Рыжего, своего ближайшего помощника.

— Проект.

— А я думал — послание запорожцев турецкому султану. Но что

тут спроектировано?

— К-к-канализация, — заикаясь, ответил Рыжий.

— Что?

— Для пионерского лагеря.

— Боже, до чего мы докатились! Проектируем канализационные коллекторы. Кто позволил?

Рыжий понял, что шторм разыгрывается не на шутку.

— Понимаешь, шеф, — торопливо, захлебываясь слюной, заговорил он. — Эти люди с фабрики очень просили. А потом нужно было помочь одному парню. У него умер дядя — единственный родственник, и он остался совсем одиноким. — Рыжий нес явную околесицу. У Шишкина, этого лоботряса с усиками, проучившегося в школе только восемь лет, все родственники, включая бабушку и дедушку, пребывали в добром здравии. Но Рыжий явно хотел разжалобить своего разгневанного начальника. — И сумма, шеф, пустяковая, — продолжал он, — всего два с половиной куска. Стоит ли из-за этого…

— Стоит! Я не хочу, чтобы на мое бюро легло хотя бы малейшее пятнышко. Мы солидная проектная организация, а не какой-то там шараш-монтаж. И потом, разве я тебе мало плачу?

— Достаточно, шеф. Я доволен.

— А тогда как понимать твои тайные махинации с этим недоучкой Шишкиным? Я же предупреждал: еще раз попадешься — вон из бюро! На порог не пущу!

— Виноват, шеф. Прости, больше этого не будет. Слово джентльмена. Пропади эти деньги пропадом!

Тут необходимо сделать одну оговорку. Оба участника бурного объяснения — и разгневанный начальник и проштрафившийся подчиненный, — мягко говоря, были далеки от истины.

Прежде всего, лгал Рыжий.

Поговорите с любым дельцом, нажившим на подпольных махинациях огромное состояние, ныне, увы, лопнувшее как мыльный пузырь. Задайте ему, довольствующемуся теперь скромной тюремной пайкой, вопрос:

— Почему вы не остановились, почему не прекратили своих преступных махинаций? Ведь денег, которые вы уже накопили, вам с лихвой хватило бы до конца жизни.

Наверняка вы услышите такой ответ:

— Раньше я тоже рассуждал, как вы. Скоплю, мол, десять тысяч — и баста. Но когда эти десять тысяч уже лежали в кубышке, я начал подумывать о другой заветной цифре — ста тысячах. Но не успел довести задумку до конца, не добрал самую малость.

Это откровенное, правдивое признание. И когда Рыжий с ложным пафосом восклицал: «Пропади эти деньги пропадом!» — он явно лицемерил. Теперь Рыжий и копейке не дал бы пропасть зря, так он ее полюбил, так прочно въелась она в его душу. Эта любовь, эта страсть овладели им еще в то время, когда он только что познакомился с Гошей и пробавлялся случайными рублевыми доходами. Теперь же, прикоснувшись под покровительством талантливого шефа к тысячам, он отдался ей безраздельно.

Что же касается самого Гоши Крашенинникова, то он лукавил в другом: выгнать Рыжего он никогда бы не смог. Рыжий — с его змеиной изворотливостью, откровенным презрением к так называемым общепринятым нравственным нормам, с его не знающей границ наглостью и доходящей до рабского поклонения покорностью перед чужой сильной волей — был просто незаменим. Характер созданной Гошей проектной организации с неограниченными возможностями был таков, что Рыжий играл в ее механизме едва ли не решающую роль коренного подшипника. Удали его — и механизм замрет. Если бы Рыжего не было на свете, то его, как говорят, пришлось бы выдумать.