В Желанном плену
Шрифт:
Это тот, который сексуальный. Ну, конечно же.
Я смотрю в его ледяные голубые глаза и умоляю:
— Пожалуйста. Я не знаю, чего вы от меня хотите, но я сделаю всё, что угодно. Я отдам вам всё, что угодно, просто дайте мне, черт побери, уйти. Я никогда вас не видела. Я никогда никому об этом не расскажу. — Я опускаю подбородок, мой голос звучит шепотом: — Пожалуйста, — моя голова остается опущенной, и как в замедленной съемке чувствую, как слеза падает мне на колени.
Я слышу смешок моего похитителя, и это разрушает мои размышления. Я
Я проиграла.
— Вы, хреновы засранцы! Получаете кайф от напуганной до смерти девушки? Что вы за мужчины такие? А я вам скажу — какие! Вы те, кто никому не нравятся, поэтому им приходится объединяться, чтобы не оказаться в самом низу пищевой цепи, добывая себе пропитание, как бешеные гребаные собаки! — моя грудь вздымается от ярости. Оба мужчины прекратили смеяться и начали хмуриться. Я смотрю на сексуального, в его жесткие, холодные глаза, и визжу: — Ты хуже мерзавца, и я, мать твою, ненавижу тебя! — я понимаю, что у меня истерика и прыскаю со смеху. Смеясь, я кричу: — Меня заперли в какой-то дыре! — я смеюсь настолько сильно, что тяжело дышу. — Никто не знает где я! — я сдавленно смеюсь. — Я умру в одиночестве! — смех выходит из меня какое-то время, медленно стихая, пока, я окончательно не останавливаюсь.
Я подавлена. Опустошена. И до смерти напугана.
Мужчина со смуглой кожей спрашивает:
— Ну что, полегчало?
Я не смотрю на него. Я отвожу свой взгляд, машу головой и шепчу:
— Нет, абсолютно не полегчало. — Наконец я смотрю на него. — Как бы ты себя чувствовал, если бы тебя похитили?
Его губы дергаются, и он смотрит на сексуального красавчика Громилу. Глаза красавчика встречаются с моими.
— Ты привязана к стулу? — я смотрю вниз, на свои голые запястья и машу головой.
Он бросает следующий вопрос:
— Тебя избили?
Я смотрю ему в глаза и машу головой. Он кивает в знак согласия. Я смиренно выпаливаю:
— Я просто хочу домой.
Он поднимает брови:
— Ты такая, мать твою, надоедливая, что больше всего я хочу отпустить тебя прямо сейчас... но я не могу.
Я борюсь с желанием назвать его гребаным кретином и перевожу взгляд на его ботинки. Мои губы сжимаются. Он откидывается назад на своем стуле и говорит:
— Тебя не похитили, Делайла.
Я выпучиваю глаза, смотрю ему в лицо и спрашиваю:
— Кто ты?
Губы красавчика дергаются:
— Я человек, который спас твою жизнь, малышка.
Кто, мать твою?
Я осматриваю сырую, бетонную комнату. Все трое моих похитителей выглядят забавляющимися. Откидываясь назад на стуле, от которого моя задница немеет, я пытаюсь говорить, но мой рот открывается и закрывается, как у рыбы без воды. Мужчина со смуглой кожей смеется:
— Вот дерьмо, Нокс. Ты ее сломал.
Женщина переводит свой взгляд на него:
— Оставь ее в покое, Рок. Она многое перенесла сегодня и без твоих глупостей.
— О, да ладно. Я же само очарование. Все от меня в восторге. — Он подмигивает,
И вот я сижу, вся такая напуганная и растерянная, пока они добродушно подшучивают.
Наконец-то ко мне возвращается мой голос, и я тихо спрашиваю:
— Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит?
Женщина открывает свой рот, но мужчина, которого называют Нокс, обрывает ее ледяным взглядом.
— Позже.
Она кивает в знак согласия, затем улыбается мне извиняющейся улыбкой. Она подходит ко мне и протягивает свою руку:
— Меня зовут Констанс. Но если ты будешь называть меня Констанс, то я за себя не отвечаю. Люди зовут меня Бу, и мне бы хотелось, чтобы и ты так делала.
Ну, она выбила почву у меня из-под ног, и теперь тяжело быть безразличной по отношению к ней. Кажется, она искренне милая... но это может быть просто игра. Вероятно, это и есть игра. Да, я уверена — это игра. Вытянув руку, я отвечаю на ее рукопожатие.
— Делайла. Но, если ты назовешь меня Делайлой — я за себя не отвечаю. Люди зовут меня Лили.
Она улыбается, затем кивает:
— Лили, — она произносит мое имя и вдумчиво кивает. — Ты мне не кажешься хрупкой, маленькая Лили. Может, я буду называть тебя Диди?
Диди — это одно из трехсот пятидесяти семи прозвищ, которыми меня называет моя сестра. Мои губы дергаются в улыбке, и я киваю. Она улыбается мне и шепчет:
— Мне кажется, мы станем хорошими друзьями.
Мужчина со смуглой кожей резко встает и подходит ко мне. Небрежно отталкивая Бу с пути, он протягивает мне руку:
— Рок. Но ты можешь называть меня... — он задумывается, — Гром В Штанах.
Я кусаю губы, чтобы не засмеяться. Бог свидетель, я не хочу очередного разъяренного похитителя. Бу не сдерживается и прыскает со смеху:
— Какого хрена? Гром В Штанах? Почему? Ты что, король метеоризма?
Рок объясняет:
— Нет! Это потому что у меня огромный член! — Бу смеется еще сильнее. Настолько сильно, что она сгибается пополам. Рок сверлит ее взглядом и обращается к Ноксу: — Ну же, босс. Это классное прозвище, правда?
Губы Нокса дергаются, но он кивает Року. Выражение лица Рока становится удрученным, и он обращается ко мне:
— Ладно, никакого Грома В Штанах. Называй меня просто Рок.
Кто эти ребята?
Я уверена, что именно так чувствовала себя Алиса, когда падала в кроличью нору. Я сижу, а все трое смотрят на меня с настороженностью, как будто я могла бы сбежать. Я в находящейся под землей, звуконепроницаемой, бетонной комнате с тяжелой металлической дверью, закрытой на ржавый засов.
Я имею в виду, я конечно сорвиголова и все такое, но я не МакГайвер [1]. МакГайвер — король безбашенных. Серьезно, кто еще мог бы сбежать от болгарских экстремистов, соорудив бомбу из зубной нити, лимонного сока и отбеливателя? Это, мать его, производит впечатление.