Вадимка
Шрифт:
— Да я, дяденька, хочу обуться в валенки. А то босые ноги ночью мёрзнут.
— Человек ты молодой, тебя кровь греет… Давай, давай!
Вадимка отдал валенки. Его поражала наглость нового знакомого. Кто же он такой? Парнишка тоже стал устраиваться на ночлег. Как всегда, накинул на плечи полушубок, положил под голову сильно похудевший мешок, но как ни старался поджать под себя ноги, чтобы спрятать их под полушубок, это ему не удавалось — полушубок был короток. Спать ему едва ли нынче придётся, но ещё больше его занимал все тот же вопрос «Что за человек этот ночной гость? Милиционер? Так он давно
— Дяденька, а куда вы идёте? — не утерпел Вадимка.
— Отсюдова, брат, не видно.
Рябой долго молчал, а потом спросил:
— А что гутарят казаки на вашем хуторе?
— Да кто пришёл из отступа, а кто ишшо не пришёл. Те, кто пришли, про отступ больше всего рассказывают.
И снова наступило молчание.
— А ишшо наши казаки гутарят, что без власти, мол, жить нельзя, что по всей России и на Дону установилась советская власть, а другой уже не будет, — заговорил Вадимка.
— Без власти, конечно, нельзя, — буркнул рябой. — Только власть-то… она разная бывает.
— А ишшо гутарят, что воевать с советской властью теперь — гиблое дело. А кто этого не хочет признавать…
— Ну, хватит тебе! Не мешай спать!
Вадимка больше не спрашивал.
…На зорьке Вадимку стал сильно донимать холод, ноги у него озябли, а скоро послышался и голос соседа.
— Так и царствие небесное можно проспать! Доставай-ка свои харчишки. Бог дал день, бог даст и пищу!
За завтраком съели всё, что было в Вадимкином мешке. Потом рябой поспешно засобирался в дорогу. Одним движением он запихнул Вадимкины валенки в свой мешок-горбовик.
— Тебе, парень, валенки к зиме новые сваляют… Ну-ка, давай сюда овчину. — Он снял с плеч парнишки полушубок и вместе со своей шинелью бросил на руку. — Шубу тебе тоже сошьют… Ну, брат, не поминай лихом. Дома скажешь, что конфисковал, мол, Роман Попов. Именем Всевеликого войска Донского! Те, кто сложил лапки перед новой властью, сидят дома, зады греют, нехай хоть дань платят нашему брату. Так и скажи!
Ночной знакомый вскинул ремень винтовки на плечо, осмотрелся вокруг и пошёл с кургана.
Вадимка остолбенел. За эту неделю он встречал много самых разных людей, но все они были к нему добрыми… А вот этот, черт рябой, оказался зверь зверем.
Но парнишка старался себя утешить.
«Всё равно ворованное… И шубец, и валенки, да и мешок вот этот!.. Я ведь такой же беглый, как и он, Роман Попов… Нехай все забирает, уносит… А мне лишь бы ноги от него унести!»
Он взял в руки пустой мешок и зашагал своей дорогой.
…Без ноши идти было куда легче, близость дома прибавляла сил. Едва солнце поднялось «в завтрак», Вадимка уже свернул с обрезного шляха на просёлок, который вёл к Суходолу. Дорога лежала мимо Осиноватой балки, куда суходольские ребятишки водят коней в ночное. Наверно, они ещё не успели уехать домой. Так оно и было — в балке паслись кони, а у кустов
— Ребята, да это ж Вадимка идёт! Ей-богу, он! — донеслось оттуда.
И вся ребячья ватага ринулась ему навстречу. Земляка едва не сбили с ног, его обнимали, пинали, хлопали по спине. Поднялся такой галдёж, что ничего нельзя было разобрать. Все говорили, кричали, и никто не слушал. Только один парнишка, что постарше, вёл себя более солидно. Это был ребячий атаман с того кутка, где жил Вадимка.
— Закури-ка моего самосаду. Ох, и крепкий! — протянул он Вадимке свой кисет.
— Да я, ребята, не курю, — сконфузился Вадимка.
— Эх ты, какой же ты казак. А ишшо на позиции был!
— А я не был.
Это сразу разочаровало мальчишек. Интерес к «служивому» упал. Когда пришли к кустам, где лежали ребячьи зипуны, восторги улеглись, встречавшие уже не считали своего гостя человеком, побывавшим «в переплётах». Но всё-таки они расположились вокруг Вадимки, перед гостем уселся сам атаман. Он пустил через нос длинную сизую струю и спросил:
— Ну, а в плен как попал?
— Все попали, и я попал. Вы лучше расскажите, что на хуторе нового… Моя мамка жива? — с опаской спросил Вадимка.
— Жива-а-а! А что ей? Живёт, никого не трогает!
У Вадимки повеселело на душе.
— А дядя Василь Алёшин домой пришёл?
— Прише-ел.
— А Чугреев Яков?
И снова поднялся гвалт. Каждому, видать, хотелось рассказать про Якова Чугреева, но верх снова взял ребячий атаман.
— Да ты их не слухай, я тебе сам расскажу…
Многие из ребят остались недовольными, они с завистью поглядывали на рассказчика.
— Было это с неделю назад… — начал было тот.
— Не с неделю, а целых десять дней прошло, — сказал один из недовольных.
— Да ты с самого начала давай, — сказал другой.
— Значит, так, — поправился рассказчик, строго глянув на подчинённых. — Сначала домой вернулся дядя Василь… Рассказывал, что Яков из Новороссийска пошёл пробиваться в Крым. Ну, в Крым так в Крым…
— А домой возвернуться он побаивался, — перебил третий. — Когда служил в Лугано-Митякинском полку, то уж дюже свирепый был. Гутарят, он даже пленных перестрелял видимо-невидимо…
— Не вязни не в своё дело! — не выдержал, наконец, атаман. — Об этом я хотел сказать опосля… Ну так вот… Пошёл это Яков пробиваться в Крым, а потом глядим, он вскорости домой пришёл… В Крым он, значит, не попал. Домой-то он пришёл, а сам глядит — что из этого отродится? Взыщут чи не взыщут с него?
— Можно подумать, что ты самого Якова спрашивал! — не унимался ещё кто-то.
— Казаки так гутарили… Они лучше тебя знают! — отбивался атаман. — Живёт, значит, Яков дома, озирается, а сам коня наготове держит… И вот видит, значит, приехали как-то к вечеру двое верховых в сельсовет, к Кудинову…
— А Алёша опять председатель? — спросил Вадимка.
— Ну а кто же? Был атаманом, а теперь выбрали председателем… И послал Алёша за Яковом Чугреем сидельца. А люди ишшо раньше сказали Якову про верховых. Верховые знали, что у Якова револьвер, и хотели взять Яшку хитростью… Чтобы Алёша его позвал совсем по другому делу…