Вагнер

Сидоров Алексей Иванович

…Его сын, родившийся 22 мая 1813 г., Вильгельм Рихард — стал одной из крупнейших фигур XIX века.

…В семейной биографии Рихарда Вагнера была своя тайна. Она создана по существу им же самим: был ли действительно Рихард Вагнер сыном театромана-полицейского Фридриха Вагнера?

Мать Вагнера, Иоанна Розина Пэц (или Беец? — ее фамилия раньше писалась Веrtz, Реrthes, и Веrtzt вышла замуж за Карла-Фридриха Вильгельма Вагнера з 1798 г. двадцати четырех лет. Дети следовали один за другим. Рихард был девятым ее ребенком, четвертым сыном. Выраженное Вагнером сомнение относительно того, «то был его отцом, оправдывает внимание, какое оказывают биографы Вагнера личности незаурядного человека, ставшего отчимом Вагнера: Людвига-Генриха-Христиана Гейера.

Театральные интересы полицейского чиновника Фридриха Вагнера впервые познакомили его с этим молодым дилетантом.

Гейер происходил из евангелически-церковной семьи таких же органистов и канторов, как и Вагнеры прежних поколений. Одаренный живописец, не доучившийся до конца студент, Гейер с 1801 г. становится актером-профессионалом, играет в различных городах немецкой провинции, с 1809 г. входит в состав труппы, сидевшей полгода в Дрездене и полгода в Лейпциге. Его знакомство с семьей Вагнеров, начавшееся с первых годов столетия, переходит в самую тесную дружбу. Он пишет портрет матери Вагнера в характерном для господствующего тогда стиля «ампир» открытом платье, с чепчиком на голове, — и в качестве парного к нему свой собственный портрет, в берете и с папкой живописца. Переписка Гейера с семьей Вагнера богата интересными деталями, бытовыми и профессиональными. Во время событий 1813 г. Гейер — вдали от своих друзей, связанный службой в дрезденской труппе. — Но осенью того же года, 22 ноября 1913 г., Фридрих Вагнер, после свержения французов и пленения короля, перегруженный заботами, умирает от «лазаретного тифа». Гейер принимает в многочисленной семье Вагнеров исключительное участие. Он устраивает старших детей у родственников и знакомых и перевозит оставшуюся семью Вагнеров к себе в Дрезден. Через полгода после смерти Фридриха Вагнера его вдова выходит замуж за Гейера. От этого брака у матери Рихарда была еще дочь, Цецилия, любимая подруга его детства. Рихард очень любил своего отчима и пользовался его особой любовью. Действительно ли Гейер, как писал в 1870 г. Рихард Вагнер своей сестре, «хотел своим браком на вдове друга загладить некую вину» или никакой «вины» вообще не было — это остается именно тем секретом, который будет интересным в настоящее время разве только для психоаналитиков. — Принципиального значения вопрос об отце Рихарда Вагнера конечно не имеет.

Переезд в Дрезден означает знаменательный перелом в жизненной среде семьи Вагнеров. Из старинного дома на Брюле, дома, носившего живописное название «у красного и белого льва», — семья Вагнер-Гейер переселяется в Дрезден на Морицштрассе и чувствует себя здесь вполне обеспеченной годовым заработком Гейера в 1 040 талеров. Знакомства семьи — теперь профессионалы: артисты драмы и оперы, журналисты, интеллигенты.

Эпоха после 1815 г., т. е. дрезденский период детства Вагнера, определяется теми законами реакций, которые были начертаны на знаменах реставраторов.

Священный союз» и Меттерних; Австрия, католический феодализм, восстановление всего, что было уничтожено при французской оккупации, вплоть до воскрешения косичек и капральской палки. В стране устанавливается затхлая и неподвижная тишина. В окнах королевской резиденции в Дрездене сидят одетые в красное гренадеры, свесив ноги через подоконник во двор, вяжут чулки — а на коленях у них открытые томы чувствительных романов. Немецкое искусство переживает эпоху буржуазного романтизма: в театре господствует «драма судьбы», и разбойник Яромир в «Праматери» Грильпарцера, герой, исполняющий мистическую волю некоего древнего искупления, заступает место героического бунтовщика против несправедливости, — Карла Моора из «Разбойников» Шиллера.

Для понимания среды, которая воспитывала молодого Вагнера, важнее эпигоны, чем классики, не великие имена Гете или первых вождей романтизма, а та поэзия второго сорта, которая, несмотря на ряд исключений, отражает рост буржуазного сознания. Людвиг Уланд, родившийся за четверть века до Вагнера. удачно характеризует ту Германию, какая представлялась глазам либерального бюргерства. — Княжеский двор? — Дерево, которое стоит «кверх ногами», корнями в небо. Университеты? — Профессор ежедневно «освобождает внутренний наш смысл» в то время, когда ему самому чудесно удается житейская практика. Поэзия? — Поэта интересует только его собственное разорванное сердце, но не боль народа. Церковь? — Ее девиз «кланяйся и молчи». Парламент — карикатура, а государственный герб вместо орла, символизировавшего полет вперед—

«Гербом была улитка, А щитоносцем — рак».

Уланд делал только одно исключение: в доме бюргера — все

хорошо. Здесь цветет добродетель и счастье. Его идеал Германии — единый дом, полный хороших людей. Беззубость критики объясняется классовым характером либерального бюргерства. Генрих Гейне, по возрасту занявший среднее место между Уландом и Вагнером, в это же время (1816) умеет сказать о современной ему Германии иное.

…«На гробницах великанов Вижу карликов народ».

Царствуют суеверия, ложь, обман. — Великий враг Генриха Гейне, феодальный оппозиционер Платен говорит:

«Ты знаешь, что на всей планете Нет худшего, чем немцем быть».

Литература прозаическая и драматическая эпохи романтики субъективно служит целям реакции. Вместе с тем социальный состав немецкой культуры — буржуазен. «Я умоляю тебя, лучший мой Карл, не позволяй слабости мечтания отвратить тебя от гражданских (бюргерских) и домашних намерений», — пишет любящая мать молодому студенту, Карлу-Людвигу Занду. Адресат этого письма получил в Берлине «патриотический» совет посетить поля сражений наполеоновской освободительной войны. Увы! — поля национальной славы забыты, а окрестные жители принимают патриотов-экскурсантов за учеников зубоврачебного дела, которое обыскивают поля сражений в поисках за человеческими зубами.

Вместе с тем медленно накипает недовольство. Чтобы его понять, достаточно указать на полный провал всех ожиданий, которыми была поднята Германия на борьбу с Наполеоном. Никаких конституций, торжественно обещанных многими королями и герцогами Германии их подданным, последние не получили. В 1817 г. жестокий экономический кризис почти обесценивает валюту. Крестьянство сгоняется с земель под предлогом предоставления ему права выкупа от личной крепостной зависимости. Выиграли только феодалы-помещики. Буржуазия вначале с этим примириться не может, ища любого предлога для того, чтобы выступить с протестом, хотя бы самым невинным. В 1817 г. все сильные мира сего но главе с Меттернихом насмерть перепугались, когда во время юбилейного празднества трехсотлетия лютеровой реформации в Вартбурге студенты сожгли два символа господствующего строя: косичку и палку капрал. В эпоху первой реакции студенчество, кадры которого пополнялись главным образом «средней» буржуазией, являлось носителем передовых идей. Очень относительна конечно их прогрессивностъ. Устав знаменитых студенческих объединений— буршеншафтов помещает в своих проектах на первом месте требование «научно-бюргерского переворота:»… Врагами немецкого народа объявлены римляне, монахи и солдаты. И тот самый студент, к которому обращен был выше цитированный призыв любящей матери «беречь бюргерские и домашние» добродетели, гравирует на длинном кинжале строчку из Теодора Кернера, поэта антинаполеоновской партизанской войны:

«Вонзи в себя враждебное копье. Свободе смертью путь освобождая».

Иногда лучше умереть, чем жить, показать своею гибелью пример, уничтожить врага, и Занд обращает в 1819 г. свой кинжал против русского шпиона Августа Коцебу — «архираба и охранителя этого продажного времени». — Кинжал Занда был воспет на Востоке величайшим из поэтов России. Убийство это — событие, всколыхнувшее всю Европу.

Убитый был известным драматургом Германии. Он проповедывал не только в доносах царскому правительству или в критических статьях, но и в своей драматургической практике идеи застоя…

Мы не можем понять молодого Вагнера вне среды, сложившей его индивидуальность. Мы не можем учесть все ее особенности без анализа сегодняшнего искусства драматического и музыкального.

ТЕАТР И МУЗЫКА

Основные реформы немецкого театра падают на XVIII век. Французская классическая трагедия, александрийский стих, «три единства», героика и пафос стиля барокко — стоит по одну сторону рождающегося нового искусства сцены. По другую — исконние немецкие арлекинады, «Гансвурст», грубоватый «народный» паяц, восходящий к ярмарочным подмосткам позднего средневековья. Итальянская опера сохраняет свое привилегированное положение. История передовых антреприз XVIII века во главе с знаменитым гамбургским театром Лессинга показывает, как необходимы были для публики чисто зрелищные элементы: танцы, балеты, интермедии.