Вагончик мой дальний
Шрифт:
Мы продолжали стоять. Надо было что-то объяснить, спросить. Женщина внимательно посмотрела на Зою, глаза у нее были черные с маслянистым отливом.
– Деточка, – произнесла ласково, – успокойся. Я не кусаюсь. Сними мокрую одежду, пусть подсохнет… И молодой человек… Тут вы найдете сухую робу. Небось, голодные? Есть затируха с луком. Переодевайтесь.
А я сейчас…
Женщина подхватила пустой котелок и исчезла.
Зоя с оглядкой произнесла:
– Влипли. Но все равно. Давай я тебе помогу… Ты, и вправду, можешь заболеть.
Одежда
Кашицу мы мгновенно проглотили. Благотворительница есть отказалась, сказала, что вечером пьет только чай, заваренный листьями брусники.
Калорийно и спасает от цинги. Сегодня в лесу, пока трудилась, листиков и даже ягод нащипала!
– Пилите лес? – спросила Зоя недоверчиво.
– Моя прежняя профессия – детский врач, – сказала женщина. – А здесь мы работаем на лесоповале… С шести до шести… Двенадцать часов, как говорят, отдай!
Она ни секунды не стояла на месте. Развесила, как смогла, нашу одежду, сама переоделась и снова исчезла: побежала мыть котелок. Ее клюшку, глухо стучащую об пол, было слышно издалека.
– Так не сдаст? – спросил я Зою. Наверное, я был назойлив в своих подозрениях, она даже рассердилась.
– Откуда мне знать?
– Думаешь, она не догадывается, кто мы?
– Может, и догадывается… И что?
Мы говорили слишком громко, женщины с ближайших нар повернулись в нашу сторону. Нас с интересом разглядывали. Сперва на расстоянии, а некоторые, приблизившись, в упор. Кто-то для виду поинтересовался: где Надя, она не сказала, куда ушла?
Если и не Надя – теперь мы хоть знали, как ее зовут – так кто-то, подумалось, другой, из любопытствующих, побежит и донесет.
Вернулась наша Надя, с котелком, в котором опять что-то дымилось. На ходу повторила, что на лесоповале разные работы: трелевка, лесосплав, шпалопиление… Она, как инвалид, работает учетчиком… А ее муж трудился на шахте, сейчас заболел, лежит в другой части блока…
Она хочет его навестить.
– А мы? – спросила, встревожась, Зоя.
– Вы пойдете со мной, – решила Надя. – Чтобы поменьше глаз… Меня, деточка, бояться не надо.
Это было сказано вскользь, но достаточно выразительно.
Она понеслась, прихрамывая между нар, мы поспешили за нею. Мужская часть блока – те же трехэтажные нары. Кое-где с подстилкой из соломы, а где-то голые доски. Но мужчин было мало, видать, на смене.
Муж Нади лежал на нижнем ярусе. Мы сразу увидали, что он небрит, но на худом, с провалами щек, лице огромные, выразительные глаза. Еще мы заметили, что он длинный, ноги в шерстяных носках, не умещались на нарах и торчали
– Он немец, – пояснила Надя. – Небось, заметили, тут сидят немцы?
Находясь в женской половине блока, я улавливал среди голосов немецкую речь. Говорили о нормах, о кормежке, а еще о каком-то постановлении НКВД по поводу политбанды, что расстреляли за саботаж и отказ от работы.
– Ну да, – тут же с оглядкой сказала Надя. – Двадцать четыре человека. Из нашего блока троих…
– Пленных? Фрицев? – спросила Зоя не очень тактично и смутилась.
– Ну что вы! – возразила Надя, не обидевшись. – Здесь сидят советские немцы. Кто с Волги, кто из других мест. Мой муж, как и я,
– с Северного Кавказа…
– Так вы немка?
– Нет. Жена немца. Сама я башкирка. Мое настоящее имя – Надия. Но все называют Надя, я привыкла. А вот он, – указала на мужа, -
Герман. Он, между прочем, винодел! – Это слово Надя произнесла со значением и при этом погладила мужа по голове. Пояснила, что он работал главным технологом на винном заводе. – Абрау – слышали? Ну неважно. Герман – создатель знаменитых в стране шампанских вин! Вы пробовали шампанское? Настоящее шампанское? – спросила Надя, обращаясь к Зое.
– Пробовала… кажется, – ответила Зоя.
– О! Тогда вы понимаете, что это значит! Настоящее шампанское приносит людям радость… Герман, ведь правда же? – обратилась она к мужу. – Твое шампанское, которое ты назвал “Надежда”, было лучшим на довоенной выставке в Париже.
Муж едва кивнул. За время нашего присутствия он не произнес ни слова. Но все отражалось в его глазах. При разговоре о шампанском они ожили, в них затеплился свет.
– Он все понимает, – прошептала мне на ухо Зоя.
Надя догадалась, кивнула.
– У него был инсульт. Поражение речи… Уже год… И вот я с ним… До работы, после работы. Мне в этот блок разрешили приходить. Мы очень часто вслух вспоминаем, как он создавал вино. Это же как поэзия. Или нет… Как музыка! Создавать напиток, который делает людей счастливее…
Сказано же: вино – это солнце в крови!
От ближних нар к нам придвинулись двое мужчин: седой, суховатый на вид старик и другой, помоложе, чернявый. Наклоняясь к Наде, стали выспрашивать, немцы ли мы, откуда прибыли, где поселили. Я уже заметил: ссыльные, как и зеки, не спрашивают у новичков подробности, а лишь статью и бывшее место проживания.
– Они из района! – излишне резко произнесла Надя. И, уже обращаясь к мужу, добавила: – Герман, это гости… Им приятно тебя видеть. Они даже знают твое шампанское. Тебе нравятся гости?
Герман перевел взгляд на Зою и кивнул.
– Вот и ладушки. Теперь гости подождут, а я тебя покормлю и побрею.
Ты зарастаешь быстрей тайги!
Называя пришедших немцев по именам: Вальтер и Ханс, – наша спутница попросила их, раз уж здесь, побыть с гостями. То есть с нами. Но не особенно надоедать с вопросами. Гости устали с дороги.